Он очень хорошо помнил, что расплатился с Олсвортом сполна. Но вот как доказать это… В его многочисленных бедствиях и скитаниях думал ли он о сбережении расписок, документов об уплате, конторских книг? Нет, конечно. Он жил своими мыслями, поисками, потом — делами колонии; он писал трактаты, которые конечно, были для него неизмеримо более важны, чем какие-то долговые бумаги… Он их не сохранил. И теперь поплатился. С него требовали немедленной уплаты огромной суммы.

Уинстэнли решается протестовать. Он теперь не бесправный копатель, которого можно без суда тащить в тюрьму и лишать коров, ему не принадлежащих. Он почти что «джентльмен», уважаемый человек, живущий в господском манориальном доме. И, возможно, по совету тестя, Уинстэнли обращается за защитой в самый высокий королевский суд — суд канцлера. Во время революции этот суд пытались отменить как послушное орудие монархии. Левеллеры и представители левых народных сект суд канцлера бойкотировали и настоятельно требовали его ликвидации. Теперь это высшее судилище обладало всей силой полномочий опять.

Двадцатого октября 1660 года Уинстэнли подает в суд канцлера прошение. В начале апреля 1641 года, пишет он, будучи гражданином Лондона, он имел торговые отношения с Ричардом Олсвортом, тогда тоже гражданином Лондона, каковые продолжались в течение двух или трех лет. В 1643 году, во время гражданской войны, он, Уинстэнли, оставил торговлю и расплатился со всеми своими кредиторами. В частности, Олсворту он уплатил 434 фунта стерлингов за поставку товаров, а затем еще отдал ему 42 фунта и кусок синего сукна стоимостью в 9 фунтов в возмещение долгового обязательства на 50 фунтов. Он не может доказать этого — его документы не сохранились. Уинстэнли просил суд канцлера потребовать у истцов, чтобы последние представили конторские книги Ричарда Олсворта, где все сделки должны быть зафиксированы.

Видимо, истцам сделать это не удалось, и судебное преследование было прекращено. Но в том же году Уинстэнли подстерегала еще одна неприятность.

Его бывший знакомец и противник, рантер Лоуренс Кларксон, с которым они столько спорили в начало 1650 года, выпустил теперь покаянный памфлет. Он назывался «Заблудшая овца найдена, или Блудный сын возвратился в дом отца своего, после многих печальных и утомительных странствий по многим религиям». Цинично и бесстыдно Кларксон повествовал о своих похождениях. Он признавался, что считал бога бесконечным ничто и полагал, что нет никакого дьявола и воистину никакого бога, а только природа. В Писании он нашел столько противоречий, что совсем ни во что не верил. «Таверны я называл домом божьим, — вспоминал он, — буфетчиков ангелами, а бурдюк — божеством…»