Светлый фон

Саша слушал, но было видно, что глубоко погружен в какие-то свои, целиком поглотившие его мысли. О чем думал он? О мужестве коммунаров, отстреливавшихся, скрываясь вот за этими гранитными памятниками, что совсем рядом и с незатертыми пробоинами от пуль, или о том, как же, наверное, трудно, не согнувшись, стоять перед ружейными стволами в ожидании последнего услышанного в своей жизни рокового слова: «Пли!» И как это вообще стоять под огнестрельным дулом?..

Он тихо подошел к каменной ограде, прикоснулся к ее шершавой поверхности, будто желал удостовериться, не хранит ли она огонь той, уже далекой революции и душевное тепло ее героев. Потом подошел к тому месту, где стену обвила сильная лоза дикого винограда, сорвал листик, и, ни слова не говоря, положил между страниц блокнота.

«Я была потрясена этим, — рассказывала Мария Викторовна Нанейшвили, — его рациональной натуре чуждо было проявление сентиментальности в любой форме. Даже если это чувство и было в какой-то мере свойственно ему, то он умело его прятал…»

Потом была поездка в Лувр, долго бродили вдоль Сены, мимо «зеленых коробов» букинистов; по кривым улочкам поднимались на Монмартр. И в конце концов измученные добрались до казино «Де Пари». И ничто — даже следовавшие по пятам шпики — не омрачало знакомства с городом. А вскоре наступило время удивляться и Раймону Гюйо. Косарев с таким знанием рассказывал об описаниях Парижа в произведениях Бальзака и Гюго, Флобера и Ромена Роллана, что на удивленный вопрос Раймона Саша ответил: «У меня такое чувство, будто я когда-то уже жил в Париже, — так хорошо описали его в своих произведениях французские классики».

Возвратясь на Родину, Косарев поведал молодежи всю правду о фашизме: «Буржуазия тоже прививает «героизм» своей молодой гвардии, — писал он в «Комсомольской правде». — Фашисты превозносят идеал «сильного человека», вспоминают времена рыцарства, воспевают мистические свойства арийской расы, светловолосых тевтонов, призванных быть завоевателями, у которых геройство в крови. Где они, эти сильные люди буржуазии? Разве не показательно, что в поисках героя известный буржуазный писатель Стефан Цвейг обратился к образу Жозефа Фуше, профессией которого было предательство?.. А героизм их молодежи? На какой героизм способны молодые громилы из штурмовых отрядов, вскормленные молоком Третьей империи? Напасть вдесятером на одного безоружного рабочего, жечь книги на кострах и громить университеты, избивать заключенных в концлагерях и лжесвидетельствовать на суде — вот их героизм.