Сетовавший в своих очерках «Из деревни» на отсутствие у крестьян уважения к законам, Фет не собирался в роли мирового судьи радикально способствовать изменению существующего положения дел. Программа, которой новоиспечённый мировой собирался руководствоваться, была умеренной. Незнание законов и правил судопроизводства его не смущало — он готов был всё это освоить; сделать это было не сложнее, чем превратиться в успешного сельского хозяина, не имея до сорока лет никакого отношения к земле. Более того, ему представлялось, что именно этого и требует дух реформы, привлекая к судебной деятельности свежего человека, не погрязшего в крючкотворстве и потому способного смотреть на всякое дело не как формалист, а как здравомыслящий человек.

Фет увидел замысел реформы в том, чтобы этот здравый смысл, основанный на опыте, знание не только уголовных законов, но и законов жизни пришли на смену бюрократическому формализму в жизни всего государства, призывавшего в систему управления людей, подобных ему, — разумных, состоятельных, патриотично настроенных, серьёзно относящихся к сложившимся условиям национальной жизни и готовых исправлять и улучшать её исходя из практических соображений её процветания. Так Фет, в общем, и резюмировал свою мотивацию баллотирования на эту должность, которую исполнял десять с половиной лет: «Наглядевшись в течение шести лет на великолепные результаты единоличного управления посредников, я, принимая единоличную власть судьи, был уверен, что, помимо всех формальностей, ясно понимаю основную мысль Державного Законодателя: дать народу вместо канцелярских волокит — суд скорый, милостивый к пострадавшему, а потому самому и правый. Я понимал, что главная гарантия суда — в его гласности и постоянной возможности обжалования, что самые законы суть только компас и морская карта для ограждения кормчего от утёсов и отмелей; но что эти формальности только излишняя связь там, где кормчий и без этих пособий видит прямейший путь в пристань»⁴⁵⁹. В таком духе Фет и решил действовать на новом поприще.

Он сразу отказался от многих формальностей: например, быстро оставил попытки обращаться к крестьянам на «вы»: «В первое время не оглядевшись на занимаемом месте, я, подобно другим мировым судьям, стал говорить крестьянам на суде: вы, в подражание французским судьям... Но когда свидетельница-старуха крестьянка сказала мне: “я уж тебе два раза говорила, что была одна, а ты мне всё вы”, — я исцелился совершенно от этого приёма, даже непонятного русскому человеку»⁴⁶⁰. Фет не стремился ограничить сферу своей компетенции узкими рамками закона и в определённых случаях брался решать дела несудебные, видя в этом отличие разумного опытного человека от зашоренного, не видящего дальше служебных инструкций и уставов бюрократа. «Умница Толстой, — писал он Боткину 5 июня 1868 года, — предупреждал меня, что главная трудность в несоразмерности сил и требований нашего брата (идеалиста) с мелочностью задачи. Самый лучший чиновник тот, у кого способностей и запросов как раз хватает на насущное дело. <...> Такой судья чиновник ни за что не примет неподсудной ему жалобы крестьянина на крестьянина, хотя бы истец был видимо и безбожно ограблен. — Я постоянно в важных случаях принимаю такие жалобы, иначе отказался бы от звания судьи, уступая место чиновнику»⁴⁶¹.