Статья Марата выглядит странным зигзагом, возвращением к прежнему идеалу насильственной народной революции. Но это временное, явно случайное отклонение от «нового пути». Ибо в тот же вечер 25 февраля в Якобинском клубе Марат подтверждает сближение с Робеспьером, с монтаньярами и свое намерение защищать буржуазную революцию в самый критический момент ее развития. Марат, Дюбуа-Крансе и Робеспьер выступают один за другим и резко осуждают происходившие в тот день продовольственный мятеж и погромы лавок.

Речь Робеспьера обнаруживает столкновение его абстрактного образа народа с реальным народным выступлением из-за простых материальных жизненных нужд, которые Неподкупный не может и не желает понять. Заявляя, что «народ никогда не бывает не прав», он видит в событиях 25 февраля «коварные происки врагов свободы, врагов народа… Я не говорю вам, что народ виноват; я не говорю вам, что его волнения являются преступлением. Но разве, когда народ поднимается, он не должен иметь перед собой достойную цель? Разве должны его занимать какие-то жалкие товары?».

Итак, Робеспьер не замечает реальных нужд народа («жалких товаров»), он далек от народа в своем изолированном комфортабельном окружении богатого буржуазного дома Дюпле, в своем иллюзорном видении народа как исторической абстракции, а не в облике голодных мужчин и женщин, доведенных до отчаяния тяжелыми условиями жизни.

Однако здесь не только иллюзии, идеализм, полное непонимание социальных вопросов. Не проявляется ли здесь лицемерие, политический расчет?

Пока этот расчет явно чувствуется в намерении использовать народное движение против жирондистов, объявив их его тайными подстрекателями. Но он также напуган движением, возглавляемым Жаком Ру, соратников которого начинают именовать «бешеными». Ближе к пониманию положения народа был Эбер, издатель популярной газеты «Пер Дюшен». Но и он считал стихийное движение 24 февраля «заговором» врагов Революции и описывал его в своей газете в виде какого-то нелепого маскарада: «Бывшие маркизы, переодевшиеся угольщиками и парикмахерами, графини, нарядившиеся торговками рыбой, те самые, что готовы были взывать о пощаде в тот день, когда Капет сыграл в ящик, разбрелись по предместьям, по рынкам и базарным площадям, чтобы подстрекать народ к бунту и разбою». Эбер также как и Робеспьер хочет повернуть народное движение против жирондистов: «Больше зла, чем скупщики, вам причиняют бриссотинцы и роландисты; задайте им трепку, и я ручаюсь вам, что дело пойдет на лад».

Из левых монтаньяров только прокурор Коммуны Шометт, хотя он тоже осуждает агитацию Жака Ру, проявляет понимание положения и нужд народа. Он выступает за установление таксы, предельных цен не только на хлеб, но и на другие основные продукты. 27 февраля он говорит в Конвенте: «Бедняк участвовал в Революции, как и богач, и даже больше богача. Все изменилось вокруг бедняка, только его положение осталось прежним, и он выиграл от Революции только право жаловаться на свою нищету».