5 сентября Коммуна от имени народа действительно требовала террора. Но террора социального, террора против богатых. В этот же день в Конвенте депутация Якобинского клуба провозгласила: «Законодатели, поставьте террор в порядок дня!» Речь шла уже о политическом терроре, а не о терроре против скупщиков, спекулянтов, тех, кто наживается на страданиях народа. Поскольку якобинцы прямо указали на необходимость покарать Бриссо и других жирондистов, то ясно, что террор предназначался для устранения политических противников. Социальный смысл санкюлотского террора заменялся политическим. Бесспорно одно, Робеспьер опирался на народную веру (или суеверие) во всемогущество терроризма, чтобы получить оправдание, алиби собственной политики. Конечно, многие из народных инициатив, таких, как аресты подозрительных, чистка революционных комитетов, подхватывались монтаньярами. Но их включили в другой политический контекст; из орудия прямой народной демократии они превращались в орудие правительства монтаньяров — Комитета общественного спасения.

В сентябре Конвент согласился ввести и всеобщий максимум цен. Правда, установили максимум и на зарплату. К разочарованию бедняков, они мало выиграли. Продукты по твердым ценам просто исчезли, тогда как на черном рынке царило изобилие. Максимум на зарплату оказался еще более неприятным сюрпризом. Если бы он соблюдался, то произошло бы резкое, почти в два раза снижение зарплаты! Спасала положение санкюлотская Коммуна. Она просто не выполняла, саботировала декрет Конвента. Вообще монтаньярский Конвент не жаловал рабочих. Он даже повторил и подтвердил знаменитый закон Ле Шапелье о запрещении рабочих коалиций и сборищ! Могло ли быть иначе, если монтаньяры остались буржуазной партией?

Но буржуазия вовсе не единый монолитный блок. Монтаньярам удалось создать в Конвенте широкое большинство, за них голосует преобладающая здесь масса — Болото. Но сколько противоречивых стремлений, соображений, задних мыслей скрывается подчас среди депутатов, голосующих за одно и то же решение! 6 сентября Конвент голосует за расширение состава Комитета общественного спасения, за включение в него Колло д’Эрбуа и Бийо-Варенна. Для одних — это вынужденная уступка народу; ведь эти двое постоянно выступают в поддержку санкюлотов. Для других — попытка превратить их из критиков, из оппозиции в средство усиления власти Комитета, заткнуть им рот, связать руки. Член комитета Приер из Кот д'Ор так объяснит потом в воспоминаниях этот маневр: «Бийо и Колло поносили все наши действия. Чтобы откупиться от них, у нас был один способ заставить их молчать: присоединить их к себе». Надежда оправдалась, получив власть, эти два монтаньяра перестали активно защищать социальные интересы бедноты. Зато резко усилилась их склонность к террору.