Коммунистические взгляды Урсулы смягчались, корректировались и угасали, но так и не улетучились. Ее веру глубоко потрясла правда о сталинском Большом терроре, но она отстаивала свое прошлое: “Все эти двадцать лет я работала не ради Сталина”. Она настаивала, что всегда боролась против фашизма. “Поэтому я хожу с высоко поднятой головой”. И все же ее трезвый рассудок не позволял притворяться, будто советский коммунизм подлинно отражал те идеалы, которые увлекали ее с самого отрочества. Подавление венгерского восстания против Москвы в 1956 году, строительство Берлинской стены в 1961 году, якобы чтобы не допустить фашистов в Восточную Германию, но в действительности – чтобы не дать гражданам ГДР бежать за границу; подавление Пражской весны в 1968 году, когда советские танки вошли в Чехословакию, чтобы уничтожить зарождавшееся движение за реформы, – все эти события Урсула наблюдала с нараставшей тревогой. В 1970-х годах она осознала: “то, что мы принимали за социализм, было безнадежно порочно”.

Оглядываясь на свою жизнь, она признавала, что была наивна. В пожилом возрасте она осудила “догматизм партии, усугубившийся с годами, преувеличение наших заслуг и сокрытие наших промахов, изоляцию Политбюро от народа”. Она была “недовольна руководством партии, которое могло манипулировать мной и вводить меня в заблуждение”, недоумевала, не стоило ли ей дистанцироваться от разлагающегося восточногерманского режима. Урсула признавала, что “исполняла требования, осознавая их несправедливость” и пользовалась выгодами, которые ей предлагало государство. “Я боролась с известными мне пороками, но лишь в той мере, чтобы за это меня не лишили партбилета и возможности писать книги”.

Но даже во время краха коммунизма в конце 1980-х годов Урсула оставалась верна левым ценностям. “Я все еще верила, что можно добиться более справедливого социализма… с помощью гласности и перестройки, демократии вместо диктатуры и абсолютной власти, реалистичных экономических мер”.

Падение Берлинской стены в 1989 году стало одновременно шоком и облегчением. “Нельзя вечно разделять государство стеной”, – писала она.

18 октября 1989 года, когда было свержено старое руководство ГДР, восьмидесятидвухлетняя Урсула обратилась к огромной толпе, собравшейся в берлинском парке Люстгартен, предрекая новую эру обновленного коммунизма. “Моя речь посвящена утрате доверия к партии, – говорила она, и толпа приветствовала ее слова взрывами аплодисментов. – Я должна сказать вам: после нынешних перемен вступайте в партию, работайте в ней, меняйте будущее, трудитесь как честные социалисты! Я настроена решительно, я полна оптимизма, потому что знаю – это случится”. Этого не случилось, и Урсула впервые в своей жизни испытала настоящее разочарование. В одном из последних интервью ее спросили, как она относится к воссоединению Германии и краху коммунизма. “Это не меняет моих убеждений о том, каким должен быть мир, – отвечала она. – Но вызывает ощущение какой-то безнадежности, которого прежде я не испытывала”.