На оставлении Риги эвакуация не закончилась. То, в какой обстановке она проходила, какие решения принимались, хорошо иллюстрирует вот такой эпизод: «Время тянется медленно. Начали поджигать деревянные постройки. Поднялся дым и огонь, кое-где горит нефть. Рвутся бочки, к небу поднимаются клубы дыма с большими огненными языками сквозь дым. С моря доносится шум мотора. Идет торпедный катер. На пристань заходит командир дивизиона капитан I ранга (Кливенский), выражает свое неудовольствие, что зажгли здания, не дождавшись противника. Сейчас же потушить и не жечь. Доложил ему, что я выполняю приказ контр-адмирала, действую в духе указаний Сталина, прошу сообщить: отменяет ли он приказ контр-адмирала и прикажет ли ждать противника, и лишь после того, как он подойдет, начать взрывы? Между прочим, армия уже взорвала телеграф и телефон, и порвали связь с Таллином. Хорошо, доложу и сейчас же привезу новое распоряжение. Ушел. Поджоги прекратили. Через некоторое время приходит контр-адмирал. Почему задержали взрывы и поджоги? Ваш заместитель отменил Ваше приказание. Сейчас же жечь и рвать, я приказания не отменял, черт знает, что такое. Так как наехало много начальства, то сразу же начался беспорядок. До этого подбежал пограничник, который задает мне вопрос: а ему не попадет, что он уходит? Не знаю, мне не известна ваша задача. Ну, тогда я лучше не поеду. Полковник дал мне неопределенные, путаные задачи. Тогда выбирайте по самому опасному варианту. Хорошо, я не поеду»[379].

Кто он, тот неизвестный пограничник, который не поддался панике и принял решение остаться и дожидаться врага? Выжил ли он? Или попал в плен? Вот из таких судеб, из таких людей и ковалась Победа.

Нефедов прибыл в Таллин 14 июля. Обстановка, которую он там застал, обрадовала его еще меньше. Неразбериха не прекращалась, а отдельные случаи нарушения дисциплины вызвали у него настоящее возмущение. В дневнике он записал: «18.00. В Таллине та же неопределенность. Пока неясно с организацией тыла островного района, ясно одно — надо как можно скорее гнать топливо. Решили погубить еще одно хорошее начинание: Трайнина назначили командующим Ладожской военной флотилией. Дело загубит и разложит! Тяжелое впечатление производит обстановка в г. Таллине. Неясность, неопределенность, нерешительность по-прежнему царят среди так называемых адмиралов. Сколько мы их зря наплодили. Сегодня (задержали) одного подполковника, который напился пьяным, стрелял в крыс. Прикидывается больным. Какой-то кисель, трус, с ним далеко не уедешь, а таких сволочей, видимо, не мало. От этой мрази надо очиститься и пробудить волю к победе, к бою. Ворошилов должен это сделать. Пора, пора прекратить „спасать“ корабли. Лучшее спасение для них — это победоносное сражение, и только сражение спасет боевые корабли от гибели и разложения. Но трайнины ли это сделают? Нет. Они никогда этого не сделают, а своей натурой пропоя погубят важное дело»[380].