В этом желании, чтобы «мирные дети труда» стали возможно скорее на путь протеста и непримиримой борьбы, в этой жажде мести и расправы была такая сила призыва, что передовая молодежь того времени восприняла «Железную дорогу» как требование немедленных революционных поступков.
Напомним автобиографическое показание Плеханова. «Я был тогда, — пишет Плеханов, — в последнем классе военной гимназии. Мы сидели после обеда группой в несколько человек и читали Некрасова. Едва мы кончили «Железную дорогу», раздался сигнал, звавший нас на фронтовое учение... Когда мы стали строиться, мой приятель С. подошел ко мне и, сжимая в руке ружейный ствол, прошептал: «Эх, взял бы я это ружье и пошел бы сражаться за русский народ!»[280]
Вот еще одна особенность некрасовской «Железной дороги»: она требовала от читателя определенных поступков. Ее слова, как мы только что видели, стремились воплотиться в дела, и такова была вся поэзия Некрасова. Она вмешивалась в жизнь читателя, руководила его поведением. Недаром ей свойственны повелительные формы глаголов, настойчиво зовущих к тому или иному поступку. Такие стихи-призывы, стихи-заповеди, стихи-повеления проходят через все книги Некрасова:
Иди Иди гибни
Или:
Иди Иди Будь
Или:
Будь