Некрасов с юности ополчался против реакционных фальсификаторов устной народной поэзии, постоянно указывая на антинародный характер их фальсификаторской деятельности. В поэме «Кому на Руси жить хорошо» он дискредитировал этот ура-патриотический псевдофольклор указанием на то, что его носителями являются деклассированные элементы деревни, оторвавшиеся от трудового крестьянства:

Главное качество этого бродяги и лодыря — подхалимство, угодничество: «как рукомойник кланяться готов за водку всякому».

И характерно, что именно этого выродка, презираемого всеми «пахарями», Некрасов наделил лексиконом ура-патриотических фальсификаторов народной поэзии:

Некрасов подчеркивал, что вся эта фразеология казенного славянофильства была чужда коренному крестьянству и являлась в глазах подлинных «вахлаков» тарабарщиной. Борьбу с казенной фальсификацией народных чувств и народной речи Некрасов, как уже сказано выше, начал еще с первых лет своей писательской деятельности, в ряде рецензий о книжках «для доброго народа русского», издававшихся под общим названием «Воскресные посиделки» в 1844 и 1845 годах В. Бурнашовым, соратником Фаддея Булгарина. В этих пошлых изданиях Бурнашов стремился утвердить и прославить крепостнический строй и внушить крепостным крестьянам, что рабское повиновение помещикам есть святое, богоугодное дело. Ради таких реакционно-охранительных целей Бурнашов пропагандировал лишь те из народных пословиц, в которых отражались отсталость, пассивность, покорность и косность порабощенных крестьян: «Всяк сверчок знай свой шесток», «Будь доволен тем, что тебе дано», «Гордым бог противится, а смиренным дает благодать» и т. д., за что и был трижды заклеймен Некрасовым в трех рецензиях о его «Посиделках» (IX, 128-135 и 139-141).

Таким образом, некрасовская песня «Солдатская» является продолжением его давней борьбы с использованием фольклора для реакционно-охранительных целей.

Но не только с реакционным использованием фольклора боролся Некрасов. Он, как уже было сказано, боролся с самим фольклором, если в нем находились такие черты, которые противоречили типическим особенностям русского народа. Черты эти были в той или иной мере свойственны всем слоям политически отсталого деревенского люда, но больше всего — дворовым холопам, —

наиболее развращенным веками лакейского угождения помещикам. Эти-то и отчасти другие слои, оторвавшиеся от массы трудового крестьянства, внесли в фольклор много такого, что было ненавистно Некрасову и против чего он не раз восставал. Да и само трудовое крестьянство по своей тогдашней забитости еще не преодолело в себе этих патриархальных иллюзий. Есть, например, в сборнике Даля одна поговорка, льстящая сословному чувству дворян: