Он не разделял бы строки на две симметрические части и не повторял бы после цезуры то самое слово, которым эта строка начинается:
Спи, спи,
Как как На на
Пей пей с
Между тем, повторяю, с первого взгляда «Коробейники» — типичная повесть из народного быта, находящаяся в самом близком родстве с тогдашней повествовательной прозой. Но родство, как мы видим, кажущееся, ибо эта повесть не столько рассказана, сколько пропета.
Казалось бы, что такое поэма «Кому на Руси жить хорошо», как не целая цепь повестей и рассказов? Вслед за длинным рассказом попа мы читаем рассказ помещика. Потом рассказ Власа, потом — «губернаторши» Матрены Корчагиной, причем в этот последний рассказ вводится в виде отдельной главы длинный рассказ столетнего старца Савелия. Рассказ в рассказе, рассказ за рассказом. Это ли не тяготение к прозаическим жанрам? Как не возникнуть разговорной, рассказчицкой, прозаической дикции при таком изобилии повествовательных форм?
Но в том-то и дело, что этого нет. Разговорная дикция на всем протяжении поэмы постоянно стремится к песне. Получается не сказ и не песня, а нечто среднее: песенный сказ. Получается своеобразная, ни с чем не сравнимая, специфически некрасовская речь, которая колеблется между этими двумя противоположными формами, между песней и повествовательным сказом, попеременно приближаясь то к одной, то к другой.