В это время в связи с приближением германского фронта политический центр был перенесен из Петрограда в Москву. Здесь царство террора большевиков усилилось.

9 февраля 1918 года большевистское правительство подписало позорный мир с Германией в Брест-Литовске, по которому фактически Россия отдана была Германии на разграбление. Большевики официально сделались союзниками Германии. Наша партия и партия социал-демократическая где только могли протестовали против Брестского мира и заявляли, что в деле борьбы с Германией первоначальное соглашение России с союзниками остается в полной силе. Мы говорили, что Учредительное собрание не признало власти большевиков, и потому большевики не имели права заключать с кем бы то ни было договоров от имени России. Русская демократия, утверждали мы, не признает Брестского мира.

После этого репрессии усилились. Все наши газеты были закрыты. Я был последовательно редактором четырех газет в Москве, все они были закрыты насильственно большевиками, а я – привлечен к суду. Нам не позволяли собирать митингов, наших ораторов арестовывали, наши организации большевистская полиция разогнала. Всех своих политических противников большевики причислили к лагерю контрреволюционеров. Я и мои друзья таким образом превратились, сами того не подозревая, в «контрреволюционеров». Начались массовые аресты, и, что хуже всего, начались массовые расстрелы по тюрьмам.

Таково было положение вещей в Москве весной и летом 1918 года.

Террор царил вовсю. Наша партия была объявлена вне закона. Это означало, что все члены партии социалистов-революционеров подлежат аресту, а некоторые и расстрелу. Нам снова пришлось вспомнить о старине и обзавестись фальшивыми паспортами. Особенно опасно было жить нам, членам Центрального комитета партии, так как нас разыскивали особенно старательно. Приходилось с большой осторожностью ходить по улицам и каждый раз ночевать в новом месте. Все решительно газеты были закрыты, и теперь выходили только официальные большевистские газеты, полные всяческой лжи и клеветы. Многие из наших товарищей уже сидели по тюрьмам, некоторые были уже расстреляны. Коммунистическая полиция оказалась гораздо более свирепой, чем царские жандармы. Мы, революционеры, оказались теперь в положении преследуемых, как это с нами было во времена царизма, но на этот раз, как это ни было странно, нас преследовали не монархисты, а коммунисты.

Но мы не складывали своих рук – мы начали подпольную работу, не будучи в состоянии сопротивляться большевикам открыто. Большевики располагали достаточными силами, наняв к себе на службу за хорошее жалованье латышей и китайских кули.