И вот в 1950 году на островах Валаамского архипелага в бывших кельях и скитах Валаамского Спасо-Преображенского монастыря, был организован Дом инвалидов войны, он просуществовал до 1984 года.
Самый тяжелый контингент этого интерната составляли многочисленные, как их здесь звали, «Самовары» — фронтовики, потерявшие и руки, и ноги («самовар» потому, что при теле был только «краник»).
Это были действительно беспомощные страдальцы, дома они не только не могли себя обслуживать, но и самостоятельно попрошайничать. Нередко там, где они обитали, находились добрые люди, которые вывозили их на специально низких (чтобы легче на них сажать, а в случаях падения не сильно ушибиться) тележках на людные места, ставили рядом металлическую (чтобы не сдуло) посудину для сбора пожертвований, а потом увозили на ночлег, купив по дороге в магазине спиртное с закуской (я лично знал такого инвалида, он был моим соседом по двору в Москве).
Такая жизнь инвалидов, конечно, была позором для страны-победительницы.
Такая жизнь инвалидов, конечно, была позором для страны-победительницы.Захоронения ветеранов Великой Отечественной зарастали травой, и большинство из них к моему приезду практически уже становились неразличимыми…
С самого начала работы интерната в 1950 году недостатка в персонале не было. Отбирали для работы молодых, 20-ти-25-летних девушек. Многие из них понимали свою моральную ответственность в обслуживании подопечных инвалидов и старались в меру сил своих приукрасить их жизнь…
Да, действительно, в Интернате этим инвалидам-калекам не давали умереть с голода, и пища была, говорят, не плохая… Никакой реальной психиатрической и психотерапевтической помощи и поддержки, в которых так нуждались почти все поселенцы. А уж о том, что бы побывать в храме, приобщиться к Святому Духу и речи не могло быть — все храмы взорваны или просто закрыты и изгажены.
Можно назвать много бытовых и морально непреодолимых обстоятельств, которые делали жизнь инвалидов угнетающей, но самым тяжелым была проблема психологической несовместимости и чувства одиночества среди людей, чувства никому-не-нужности. Мало того, что в палатах было тесно, по 8–15 человек, в них были одни и те же люди на протяжении дней, месяцев, а то и многих лет…
Видя это, я не мог вновь не возмутиться двойными стандартами советской власти. Теперь мало кто знает, что в те годы при каждом обкоме большевицкой партии было специальное представительство Главного Четвертого («кремлевского») Управления Наркомата Здравоохранения СССР, которое было ориентировано исключительно на социально-медицинское обслуживание большевиков. Мне довелось быть в одной из таких больниц с лекцией, я был удивлен теми излишествами как штатного расписания, так и материально-технического обеспечения, которые просто бросались в глаза; десятой частью этих излишеств можно было бы достаточно обеспечить интернаты для инвалидов Великой Отечественной войны.