Старший брат мой служил в городе Вентспилс (Латвия) первый год. На похороны отца он успел. Глядя на его безутешные слёзы и громкие стоны, у меня сжималось сердце, и судорога сводила кисти рук.

С осени 1968 года на нашей бригаде заработала дополнительная ферма, на которой было предложено работать женщинам из переулка. После смерти папки я, как говорят у нас, «в ногу» с мамой ходила на ферму. В учебное время — вечером, на каникулах — утром, днём и вечером. Доили руками, корма тоже сами развозили, разносили и раздавали. Зимой в сарае было очень холодно. От мороженой свёклы, силоса коченели руки, грели их в горячей воде. Было больно до слёз, словно иголки двигались по рукам во время отогрева. Мне было тяжелее моих подруг, потому что я была одна, а у них у всех сёстры.

Иногда, не дожидаясь очереди на лошадь для подвоза корма, начинали носить зелёнку в халате. Подружки брали за два края и тащили в кормушки, а я одна грузила на спину и, сгибаясь, тянула своим коровам. Радовало меня то, что я не отставала от подруг.

Я и сейчас помню клички всех коров маминой группы, где стояла каждая бурёнка…

После смерти отца мама заболела экземой на нервной почве. Как она страдала! Раздирала ноги днём и ночью — так сильно они чесались. Лечила всем, кто что советовал. Обжигала кожу на ногах от мазей, которые приготавливали знахарки. Кожа потом слезала с ног, словно чулок. Нам с младшим братом было невыносимо тяжело смотреть на мучения мамы. Оставить нас одних дома она не могла, поэтому не ехала в больницу и продолжала работать.

А тут крёстный выяснил, что можно досрочно освободить старшего брата от службы в армии. Он помог маме написать письмо в Министерство обороны. Письмо пришло по месту в районный военкомат. Маму вызвал заместитель военкома и отругал, сказав при этом: «Тебе трудно, среднего сына сними с учёбы». На что мама ответила: «Я вот не слишком грамотная, но знаю, что сейчас уделяется большое внимание образованию молодёжи, а Вы — грамотный человек и говорите о снятии с учёбы». Он маме нагрубил и отправил домой. Мама переволновалась, и у неё ещё страшнее обострилась экзема. Пришлось лечь в больницу. Мы с младшим братом ходили школу и управлялись с хозяйством. Печка в доме совсем развалилась, и мы для себя и для домашних животных готовили пищу на костре посреди двора. Брату было девять лет, а мне тринадцать.

Крёстный вновь написал письмо уже на имя Леонида Ильича Брежнева, описал все подвиги своего боевого друга. Буквально через неделю из Москвы приехали по данной жалобе и пришли к маме в больницу. Вот что рассказывала мама: