Это случилось позднее. Но, дебютируя в «Баядерке», я впервые выходил на сцену Большого театра в ранге «Заслуженного артиста РФ». Конечно, это известие меня окрылило, но от мыслей об уходе со сцены не избавило. Я ждал результата «Баядерки». Ведь никто не знал, чем закончится этот спектакль, – там же был камень с надписью «От Бога»!

И вот, первый выход Солора в спектакле, который до этого момента я ни разу не пробовал… Музыка! Я вылетел на сцену с такой скоростью, в таких шпагатах, которых от себя и сам не ожидал. Прежние исполнители эти прыжки делали скользящими по полу. Я тоже собирался сделать их по полу, но, видимо, от волнения – бац! – и полетел. На моем третьем pas de chat зал взорвался аплодисментами. Настроение мое начало улучшаться… С этого вечера все Солоры Большого театра стали делать первый выход «à la Цискаридзе».

В I акте «Баядерки» на сцене стоит статуя Будды. Я же улановский ученик. Галина Сергеевна любила повторять: «Если ружье висит на стене, оно должно выстрелить». Мне всегда не нравилось, что Солор в начале спектакля туда-сюда бегает, не обращая внимания на Будду, который в финале накажет за предательство, послав ему камень. И, когда мы обговаривали эту сцену с Улановой, я предложил: «А если я поклонюсь Будде?» Она сказала: «Хорошая идея, в этом есть смысл, Солор – человек верующий, и возмездие ему от этого Бога приходит». В общем, вылетев на сцену, первым делом я поклонился Будде…

Многие вещи, которые мы с Галиной Сергеевной тогда придумали, потом стали для «Баядерки» каноническими. Например, во II акте теперь все Солоры встают со своего места, хватаются за колонну в сцене Никии со змеей. «Коля, понимаете, вы не можете сидеть равнодушно на троне. Вы не можете смотреть Никии в глаза, совершая предательство, – говорила Уланова, – в тот момент, когда Гамзатти протягивает руку, и на глазах у всех вы ее целуете, вы делаете выбор, принося любовь в жертву своей карьере, славе и богатству. Но вы поклялись Никии в любви на жертвенном огне…»

До меня все исполнители клялись стоя перед огнем, подняв одну руку вверх, другую положив на грудь. «Галина Сергеевна, а можно я так не буду клясться, этого жеста тут не может быть, какая-то католическая клятва получается». – «Конечно, вы должны клясться так, чтобы вашу руку как бы обжигал священный огонь…»

Станцевали мы I акт, потом II акт. Семёнова сидела в Директорской ложе очень довольная, аплодировала так, чтобы вся публика видела, мол, я – легендарная Марина Тимофеевна Семёнова – здесь и мне нравится то, что делает Цискаридзе!