Светлый фон

Знал ли обо всем этом Бенеш? Неизвестно. Во всяком случае, жена и близкие всемерно старались оберегать экс-президента от сообщений и посещений, которые могли взволновать его и ухудшить состояние здоровья. Но не всегда эту «стерильность» можно было соблюсти и оградить Бенеша от волновавших его разговоров. Так, думается, случилось и с визитом в Сезимове Усти шведской журналистки Амелии Поссе-Браздовой, ровесницы Бенеша и давнишней его знакомой. В «Тайных письмах из Праги 1948 г.», опубликованных в 1994 г., она описала и суть своей беседы с Бенешем[992]. В частности, он якобы жаловался на Готвальда, которому, мол, верил и полагал, что тот ему не лжет. Однако, он, дескать, ошибался, потому что все коммунисты – лгуны, как и Советы. Он признался, что не хотел долго верить тому, что Сталин постоянно и систематически лжет. Бенеша раздражали обвинения в его адрес, распространяемые теми политиками, которые эмигрировали на Запад. Важной составной беседы была тема новой чехословацкой политической эмиграции и отношение к ней Бенеша, возможность его сотрудничества с ней. Близким приятелем журналистки был чехословацкий посол в Стокгольме Э. Таборский, личный секретарь Бенеша в военные годы и одна из фигур «нового» чехословацкого сопротивления. Упомянув о раздорах в рядах третьей эмиграции, Поссе-Браздова сказала, что верх одержит та группировка, которая получит «благословение» Бенеша. Журналистка передала ему пожелание эмигрантов, чтобы он выступил с обращением, которое придало бы им «отвагу и силу» для «продолжения в это темное время сопротивления». Сами же они «не способны выдвинуть цель этого движения и даже определить ее». Бенеш, по словам журналистки, совершенно серьезно ответил, чтобы она передала эмиграции, что он посылает ей свое «благословление», что необходимо выработать общие для всех цели и убедить в их правильности государственных деятелей тех стран, где живут эмигранты. Эти деятели должны понять, что Чехословакия опять стала делом европейской значимости и что нет надежды на мир, пока она не будет свободна. Но, как писала журналистка, эмигранты не должны поддаваться соблазнам, исходящим от «капиталистических реакционеров», и становиться их инструментом. Говорил ли всё это Бенеш и, если да, то так ли говорил, остается на совести журналистки.

Поссе-Браздова уговаривала Бенеша поехать в Швейцарию хотя бы для того, чтобы получить там надлежащую медицинскую помощь. Бенеш как будто не возражал, но сказал, что для этого надо получить разрешение властей, и добавил, что наблюдающий за его здоровьем чешский врач обещал написать заключение о необходимости лечения заграницей для сохранения жизни. Разговор, как пишет 3. Земан, становился все более напряженным по мере того, как стали затрагиваться события в стране, и когда посетительница стала настаивать на необходимости отъезда Бенеша заграницу, чтобы использовать оставшееся еще время для оказания влияния на «окончательный суд истории о деле его жизни». Журналистка напомнила Бенешу, что в ноябре прошлого года он неоднократно повторял ей, что большевизм может прийти в Чехословакию только через его труп. Она уверяла, что для эмиграции жизненно необходимо присутствие Бенеша, поскольку все остальные политические эмигранты – это нули, и только в случае, если Бенеш возглавит их, они будут что-то значить. По словам журналистки, он обещал кое-что предпринять для отъезда за границу, поскольку для него нет ничего худшего, чем сидеть и ничего не делать. Однако относительно своего участия в сопротивлении он выражал сомнения и заявил, что в случае улучшения его здоровья в швейцарских лечебницах, он поведет себя примерно так же, как Т. Г. Масарик после ухода в отставку, будет помогать «домашним» политикам своими советами. Свою отставку Бенеш назвал важным политическим жестом. Журналистка упрекнула его в том, что он не сделал этого четырьмя годами раньше. Весь разговор был, по всей видимости, очень волнителен для Бенеша, но он был рад ему, поскольку сведений из «внешнего мира», находящегося за оградой виллы, он почти не получал, оберегаемый окружавшими его людьми от всего, что могло бы повлиять отрицательно на его здоровье. Когда журналистка вместе с пани Ганой покинула кабинет, где происходила беседа, супруга экс-президента сказала ей, что никогда не видела мужа таким сияющим[993].