Сотрудник Пушкинского дома, фольклорист и исследователь литературы Л. И. Емельянов, говоря о творчестве Бориса Дмитриевича, отмечает:

«Круг событий и тем, захвативших творческое внимание Четверикова, чрезвычайно широк. Однако широта эта отнюдь не заслоняет от него сложности явлений, не делает его поверхностным бытописателем. Все многообразие фактов, все богатство конкретных форм писатель рассматривает сквозь призму центральной темы своего творчества: он прежде всего стремится увидеть рождение нового человека».

«Круг событий и тем, захвативших творческое внимание Четверикова, чрезвычайно широк. Однако широта эта отнюдь не заслоняет от него сложности явлений, не делает его поверхностным бытописателем. Все многообразие фактов, все богатство конкретных форм писатель рассматривает сквозь призму центральной темы своего творчества: он прежде всего стремится увидеть рождение нового человека».

Когда в моих руках оказался сборник с многозначительным и емким названием «Бессмертие», куда вошли произведения, созданные Четвериковым в годы блокады Ленинграда, речь, естественно, сразу же зашла о Великой Отечественной войне. В ту грозную пору писатель находился в осажденном городе и вместе со всеми его жителями переносил невзгоды тех лет. В нетопленой комнате, укутанный в разные одежды, он не прекращал писательскую работу.

Взгляд Бориса Дмитриевича становится каким-то тяжелым, исчезает четвериковская улыбка, и он, не дожидаясь моих вопросов, начинает тихо рассказывать, как все было…

— Когда началась война, меня в числе других писателей пригласили в Дом писателя. Там сидел военный. Разговор у нас произошел короткий и поначалу несколько странный: «Вы советский человек?» — «Да, конечно». — «Значит, не возражаете, если мы вас зачислим в народное ополчение?» — «Конечно». — «Ну, спасибо. Я так и ожидал. Завтра утром явитесь в помещение Павловских казарм на Марсовом поле…»

Так Четвериков был зачислен в 80-й истребительный батальон. Кроме него там оказались другие писатели, киноработники, журналисты. Началась боевая подготовка. Ездили в Стрельну, учились стрелять, маршировали по Марсову полю и пели «Катюшу»… Когда уже дело шло к отправке батальона в тылы противника, то писателей, киноработников и журналистов отчислили: пришло распоряжение использовать их по специальности.

Но Четвериков все-таки пошел в 42-ю армию и стал работать в штабе второго эшелона. Там Бориса Дмитриевича назначили заместителем начальника армвоенторга по хозяйственной части.

Четвериков ведал размещением военных столовых, добывал помещения для различных тыловых служб, словом, делал все, что надлежит делать начальнику АХЧ. Несколько раз ездил с различными поручениями за Ладожское озеро. Туда отвозили эвакуируемые семьи, оттуда привозили разные продукты. Ездил всегда с одним и тем же шофером — Ваней Шваковым. По отзывам Бориса Дмитриевича, он был чрезвычайно хладнокровный человек и отлично знал свою машину. Сколько раз они пересекали Ладожское озеро по знаменитой «дороге жизни» и всегда удачно уходили от бомбежек вражеской авиации…