Милостивый Государь,

Александр Сергеевич!

При сем спешу доставить к вашей милости квитанцию, состоящие в недоимки Государственных податей полученную из Сергаческого Казначейства в 6 рублях 17 коп., то теперь уже никакой нидоимки за Кистеневым не имеется, по приезде моем домой нашел в вотчине все благополучно. Мы все молим бога, чтобы продлил ваши лета в благополучии и здоровьи, наша одна осталась надежда только на Вашу милость. Вы извольте узнать от батюшки уплочены ли занятые ими деньги Зайкину. Есть ли уплочены, то нужно подать прошение чтобы уничтожили оный иск. Вашим честь имею быть с истинным моим к вашей милости почитанием и преданностью

Ваш

Милостивый Государь всенижайший раб навсегда пребуду

Михаил Калашников.

После вышлю к вашей милости щет имено куда что издержано всего 470 р. асигнациеми[959], ^XLIII.

Ряд сообщений о Калашникове находим в письмах Н. И. Павлищева Пушкину. Калашников раздражал мужа Ольги Сергеевны, и он назойливо докучал Пушкину. До него дошел слух, что Пушкин хочет отказаться от управления имением, и он писал Пушкину в январе 1835 г.: «Зная довольно хорошо домашние дела Сергея Львовича, я не могу хладнокровно подумать о намерении вашем отказаться от управления имением. Отказываясь от управления, вы оставляете имение на произвол судьбы, отдаете его в руки Михайла, который разорял, грабил его двенадцать лет сряду; что же ожидать теперь? – первой недоимки – продажи с молотка, и может быть зрелища, как крепостные покупают имения у своих господ. Я не говорю, чтобы Михайло купил его – нет; но уверен, что он в состоянии купить»[960].

Михайло Калашников положительно не давал покоя Павлищеву в течение всего 1836 г. В июле последний писал из Михайловского Пушкину: «Позволять себя обкрадывать, как Сергей Львович, ни на что не похоже. Вы говорили, помнится мне, однажды, что в Болдине земли мало и запашка не велика, А знаете ли, как мала она? 225 четвертей одной ржи, т. е. вдесятеро больше против здешнего (это начитал я нечаянно в одном из писем Михайлы к батюшке, заброшенных здесь в столе). Обыкновенный урожай там сам-10, поэтому в продаже должно быть одной ржи до 2000 четвертей, на 25 тыс. рублей. Каково же было раздолье Михайле? ну, уж право негрешно взять с него выкупу тысяч 50: он один стоит Михайловского, также им ограбленного»[961].

А в августе 1836 г. Павлищев опять подзуживал Пушкина: «Не забудьте также, что рекрутский набор на носу. Не худо бы забрить лоб кому-нибудь из наследников Михайлы; жаль, что он сам ушел от рекрутства. Но это вы сами решите». И в ноябре 1836 г. Павлищев опять возвращается к Калашникову: «Послушайте меня, Александр Сергеевич, не выпускайте из рук плута Михайлу с его мерзкой семьей: я сам не меньше вашего забочусь о благе крепостных; в Михайловском я одел их, накормил. Благо их не в вольности, а в хорошем хлебе. Михайло и последнего не заслуживает. Возьмите с него выкуп: он даст вам за семью 10 тысяч. Не то, берите хоть оброк с Ваньки и Гаврюшки по 10 руб. в месяц с каждого, а с Васьки (получающего чуть не полковничье жалованье) по 20 руб. в месяц, обязав на случай их неисправности платить самого Михайлу: вот вам и капитал 10 000»[962].