С получения сего отнестись ко всем им с припаданием выслать свой оброк тебе в Мих. каждого месяца вперед, и сказать им, что, если кто из них в течение трех месяцев не будет платить оброка, того немедленно вытребуешь ты через полицию в деревню и употребишь в домашнюю работу. Срок платежа считать с 1 сент. сего года.
Сам Михаила в 1838 г. получал еще жалованье из болдинской экономии по 100 руб. в год, а позднее (в 1845–1846 гг.) Пеньковский отправлял ему пансион по 200 руб. в год, по распоряжению С.Л. Пушкина. В декабре 1840 г. Михайло сослужил последнюю службу своему господину Александру Сергеевичу Пушкину. Он выполнил поручение Опеки над детьми Пушкина доставить из Петербурга памятник на могилу Пушкина в Святогорский монастырь и поставить его там[963]. Любопытно, что никто из опекунов не счел необходимым принять личное участие в постановке памятника. В 1840 г. вдова Пушкина изъявила желание дать вольно-отпускную Калашникову, объясняя, что таковую она желает дать ему «за долголетнюю усердную службу покойному мужу и ей». Но ходатайство ее не нашло удовлетворения, и Калашников остался крепостным[964].
П. А. Ефремов из неизвестных мне источников сообщил, что Мих. Ив. Калашников, «дворовый Пушкиных человек», был отдан по смерти Александра Сергеевича Солнцевым (Солнцев был женат на сестре Сергея Львовича) и управлял их подмосковным имением (Березки Подольского уезда); в 1843 г. «по кормежному письму» отпущен был ими «на оброк», приютился у своих недостаточных детей в Петербурге и умер в бедности осенью 1858 г., с лишком 90 лет от роду»[965].
О сыновьях Калашникова несколько подробностей будет сообщено в следующей главе.
О дальнейшей судьбе его дочери Ольги у нас пока нет известий.
Глава третья «Люди» Пушкина
Глава третья
«Люди» Пушкина
Ты знаешь, что я не корчу чувствительность, но встреча моей дворни, хамов и моей няни – ей богу, приятнее щекотит сердце, чем слава, наслаждения самолюбия, рассеянность и пр.
А.Пушкин.I
Крепостные «рабы» не только работали на пашне и состояли при дворе своего господина, не только платили вместо барщины оброки: они еще служили ему в буквальном смысле этого слова, заполняли многочисленные и разнообразные кадры прислуги в барском доме. Если пушкинисты находят полезным и нужным составление словаря знакомых Пушкина (на первых порах, положим, одесских), то не менее нужным и полезным представляется мне собрание сведений о тех, с кем приходил Пушкин в повседневное соприкосновение, кто имел существенное значение во внешнем укладе жизни, о «людях» Пушкина, о «хамовом племени». К сожалению, материалы для характеристики галереи пушкинских слуг крайне незначительны.