Пеньковский продолжал управлять именьями покойного Сергея Львовича Пушкина, а наследники начали длительные разговоры о разделе. Создалось междуцарствие, перемены вызывают новые мысли: заволновались кистеневские мужики, думая, не выйдет ли для них какого облегчения от новых господ. Лев Сергеевич, впадавший было в окончательную бедность, теперь приосанился, усвоил помещичий тон и писал 28 августа 1848 г. Пеньковскому: «Спешу вас уведомить, что я на сих днях отправляюсь в Петербург для необходимых переговоров и нужных бумаг; а оттуда приеду в Болдино для раздела и вступления во владение. Увидим на месте, что предпринять и как действовать. Покамест полагаюсь на Вас, надеюсь, что все крестьяне из послушания не выйдут, а будут жить и работать, как надлежит добрым людям и христианам; а за то и Господь Бог будет их беречь и миловать. Приказа к ним не пишу, но поручаю вам прочесть это письмо перед миром. Распоряжений никаких я покамест делать не могу и не в праве; но никак не замедлю приехать»[1000]. Наследники сошлись зимой в Петербурге, туда же был вызван Пеньковский. Между прочим, опекуны относились к нему недоверчиво и подозрительно. Договорились на том, что именья оставляют за собой опекунство и Лев Сергеевич, а Ольге Сергеевне выплачивают деньгами за ее долю. Именья же после долгих переговоров решено было поделить так: Льву Сергеевичу – Болдино, а детям А. С. Пушкина – Кистенево с прибавкою к нему деревни Львовой, которая была выселками Болдина, а пока доходы пополам. Оформление этого раздела затянулось надолго, года на три. Наследники добились высочайшего разрешения на приостановку погашения занятого капитала и процентов до раздела.

Предстояло личное ознакомление с наследственными именьями. Лев Сергеевич все стращал своих будущих подданных. 2 февраля 1849 г. из Одессы он писал Пеньковскому: «Посылаю при сем приказ для сообщения его по принадлежности, прося Вас исполнить упоминаемое в оном мое распоряжение на щет вспомоществования крестьян хлебом из общественной мирской запашки. Вообще Ваши мнения и действия по управлению весьма хороши; будучи на месте, Вы лучше меня увидите, как Вам нужно действовать. По совершении раздела я не замедлю приехать в Болдино. Надеюсь, что крестьяне не доведут меня до строгости, для того внушите им, что они должны исполнять все повинности и не пробывать новых своих помещиков. Если они будут продолжать вести себя, как начали, так их всех продам на вывод»[1001]. Сам Лев Сергеевич удосужился приехать в Болдино только в октябре 1849 г. Ланские доверились полковнику Гавриле Васильевичу Бобоедову, имение которого было неподалеку от Кистенева. По их просьбе Бобоедов в мае и сентябре осматривал именье. Он вынес самые безотрадные впечатления о благосостоянии кистеневских мужиков. Мы уже приводили отзыв его[1002] о Кистеневе. Бобоедов смотрел в корень вещей, он нашел даже, что «от такого положения у многих из них совершенно испортилась нравственность». Недаром и Лев Сергеевич в своих письмах к управляющему так грозил крестьянам и так их убеждал подчиняться. Кистеневцы вообще были бельмом на помещичьем глазу и сильно беспокоили опекунство: вот-вот выйдут из повиновения!