Светлый фон

В Ванзе я встретил Винтера, который еще не знал, где разместится штаб оперативного руководства ОКВ. Приходилось пользоваться посредственной связью, так как предполагалось, что это был переходный этап перед выдвижением на юг. 21 апреля генерал Винтер побывал у фельдмаршала Кессельринга. В Берлине надеялись на спасение со стороны 12-й армии Венка, который вышел к Эльбе, сражаясь на Восточном фронте.

На Бендлерштрассе 20 апреля 1945 г. я поздравил генерал-майора Кольхауэра с повышением. Поблизости и в правительственном квартале упали первые русские снаряды пока малого калибра. По ночам из рейхсканцелярии в Потсдам-Айхе приходил Кребс. Он рассуждал о том, что еще не решил для себя, какое место должны занять Шлиффен и фон Мольтке. Где и какие меры надо предпринять, он не говорил. Словно он не отдавал себе отчет, что его ведомство потеряло не только прежнее, но и вообще любое значение.

Начальником оперативного отдела Генштаба стал генерал-майор Детлефзен, в прошлом начальник штаба 39-го танкового корпуса. От моего прежнего штаба остался один подполковник Нильсен. Он был один из тех, кто к 20 апреля получил повышение, как полковник доктор Альт и Пис. К сожалению, среди них больше не было полковника Беккера. Я несколько раз представлял его к званию генерал-майора. Он погиб несколько дней спустя, когда части 9-й армии пробивались к 12-й армии.

В воскресенье 22 апреля я был вместе с Кольхауэром в бункере рейхсканцелярии и представил ему Кребса, как моего заместителя. В городе говорили о том, что якобы имеется договоренность между нами и американцами, что русским не будет позволено продвигаться дальше на запад. Кребс оспорил этот слух. В ближайшем окружении Гитлера поговаривали об «измене», хотя ничего подобного не было и в помине.

На башне-звоннице Главной спортивной арены рейха и на радиомачте в Вицлебене работали приборы направленной на Берлин радиорелейной связи. 23 апреля я наблюдал пылавшую в пожарах столицу рейха. Облака дыма указывали направления охвата наших войск противником. Чувство неминуемой катастрофы сдавило сердце. Так много добрых воспоминаний было связано с этим городом, с его жителями!

Несмотря на то что русские почти вышли к Эльбе, благодаря четкой работе служащих станции усиления Бельгерна и Шленцера к 23 апреля в 24 часа удалось установить телефонную связь с югом. Она обеспечивалась постоянной полевой линией, проходившей через промежуточный коммутатор «Эльба» и далее к группе армий Шёрнера, а оттуда в Бад-Райхенхалль.

Трагичным было сообщение, полученное нами от Шленцера. Он отправил его из почтамта, в котором говорилось о том, что русские уже заходят в здание и нет больше возможности поддерживать связь. Возникло такое ощущение, словно защитники осажденной крепости сообщают по коротковолновому передатчику, что враг уже проник внутрь и у них расстреляны последние боеприпасы. От Кребса я услышал, что он вместе с Бургдорфом останется в рейхсканцелярии при Гитлере, Кейтель и Йодль должны действовать извне. Все еще существовала надежда на 9-ю армию под командованием Буссе, окруженную к юго-востоку от Берлина, и на 12-ю армию Венка, которая должна была двигаться к Берлину и снять осаду. Кребс попросил меня предоставить ему три радиостанции, чтобы можно было поддерживать связь после того, как проводная уже не сможет работать. Я обговорил с командирами отделений их задачи. Когда 23 апреля 1945 г. я выходил в последний раз из бункера разрушенной рейхсканцелярии, тяжелые орудия зенитной башни в зоопарке ударили с невероятным грохотом, раскатившимся далеко над крышами города, по низко летевшему вражескому самолету-разведчику. Некогда полный жизни город являл собой призрачную картину горевших развалин, через которые мне пришлось пробираться.