Возможно ли, что люди не накапливают исторический опыт? Что их ничему не научил хотя бы «Новый мир»? Что они забыли о стихах Твардовского, о покаянных статьях Симонова, о самоубийстве Фадеева, о возрождении из праха Булгакова, Бабеля, Мандельштама, Ахматовой и многих других? Возможно ли сегодня, в 1974 году, пользоваться доводами той поры и, вызывая общее одобрение, ссылаться на 1949 год?
Возможно ли, что люди не накапливают исторический опыт? Что их ничему не научил хотя бы «Новый мир»? Что они забыли о стихах Твардовского, о покаянных статьях Симонова, о самоубийстве Фадеева, о возрождении из праха Булгакова, Бабеля, Мандельштама, Ахматовой и многих других? Возможно ли сегодня, в 1974 году, пользоваться доводами той поры и, вызывая общее одобрение, ссылаться на 1949 год?
Нет, я верю в прогресс, в новую общественность, в рост гражданского самосознания. Я верю в то, что отбросить нашу страну на 25 лет назад не удастся никому. И еще я верю в демократические силы современного мира.
Нет, я верю в прогресс, в новую общественность, в рост гражданского самосознания. Я верю в то, что отбросить нашу страну на 25 лет назад не удастся никому. И еще я верю в демократические силы современного мира.
Е. Эткинд
Е. Эткинд
3 мая 1974 г.
3 мая 1974 г.
Ленинград
Ленинград
ул. Александра Невского 6, кв. 17.
ул. Александра Невского 6, кв. 17.
Эта оптимистическая концовка оправдалась лишь отчасти. Ни «новая общественность», ни «рост гражданского самосознания» в ходе моего дела не обнаружились; их не хватило даже на то, чтобы открыто задавать начальству вопросы. Удалось ли «отбросить нашу страну на 25 лет назад»? Нет, разумеется, пока не удалось, да это и не пытались сделать. Удалась — проба. Проба же показала, что если бы это понадобилось, то, может быть, и удалось бы. Может быть. Всё-таки на сегодня у нас произвол своеобразный, он ограничен — нет, не парламентом и даже не общественным мнением внутри страны, а мнением международной общественности. Ибо, как оказалось, не напрасно я верил «в демократические силы современного мира». Они развернулись. Публикуя запись заседания Ученого совета и мое «Заявление для печати», московский корреспондент «Вашингтон пост» Роберт Кайзер писал: «Эти документы говорят сами за себя. Они свидетельствуют о том, как КГБ — политическая полиция — вмешивается в обстоятельства, в которых люди Запада видели бы дела чисто академические; как дружеские отношения с видными диссидентами оборачиваются в нынешнем Советском Союзе преступлением, и как с человеком, оказавшемся в опале у властей, обращаются его коллеги».