С пониманием ситуации и энергией вступила в дело печать европейских стран, причем отнюдь не правые газеты и журналы, как в таких случаях охотно констатируют в Советском Союзе, — а самые разные. Авторами статей выступили не «профессиональные антикоммунисты», а культурные деятели большого масштаба, писатели, известные слависты, теоретики литературы, эссеисты, историки.

Это был залп из многих орудий. Прекрасно отдаю себе отчет в том, что мои заслуги тут сильно преувеличены — иногда в угоду газетножурнальной сенсационности, иногда из соображений тактических. Тем не менее залп оказался мощным. Я не читал эту прессу, до меня доходили только тексты, оглашаемые по радио, — «Би-Би-Си», «Голосу Америки», «Немецкой волне», «Свободе», — и еще то, что сообщали мне по телефону. С благодарностью вспоминаю о систематических звонках сотрудника Базельского радио Альфреда Блаттера, сильно помогавшего мне морально, и державшего меня в курсе западных дел, представителей Австрийского общества литературы, Генриха Бёлля, журналиста французского еженедельника «Экспресс» Мишеля Горде, который в июне взял у меня по телефону интервью и дал мне возможность во всеуслышание высказать отношение к проблеме эмиграции. «Собираетесь ли вы уехать?» — спросил меня Горде, и я ответил, что прошу его записать следующее заявление, которое я считаю принципиальным: «Литератор и ученый, связанный с родным языком и работающий для развития гуманитарной культуры, добровольно уехать из своей страны не может; эмиграция для него не только трудна, но и непредставима. Если меня, как недавно мне было заявлено в областном комитете партии, лишат возможности работать, — преподавать и печататься, — это будет значит, что я задушен и материально, и морально. В таком случае мой отъезд из Советского Союза следует рассматривать не как добровольную эмиграцию, а как насильственное изгнание».

Отступление об эмиграции

Отступление об эмиграции

В последние годы из России уезжает все больше деятелей культуры — писатели, математики, биологи, музыканты, художники, танцоры, лингвисты, историки, искусствоведы, физики, шахматисты. Уезжают по разному, кто как может, — одни используют льготные возможности, открывшиеся для евреев, другие остаются заграницей во время туристских поездок, третьи просят политического убежища, находясь на Западе в служебной командировке… Давно и со все вырастающей тревогой следил я за этим трагическим исходом, который, кстати сказать, охватывает отнюдь не одних только евреев; достаточно назвать таких эмигрантов-неевреев, как виолончелист М. Ростропович, певица Г. Вишневская, композитор А. Волконский, художник М. Шемякин, поэт и переводчик В. Бетаки, писатели В. Некрасов, В. Максимов, А. Синявский, А. Гладилин, лингвисты В. Шеворошкин и С. Шаумян, богослов А. Левитин-Краснов… Впрочем, делить людей на евреев и неевреев нелепо; уезжают деятели русской культуры, кем бы они ни числились в паспорте. Наум Коржавин — русский поэт, хотя в годы борьбы с космополитизмом ему непременно припомнили бы, что его настоящая фамилия — Мандель. Иосиф Бродский — поэт русского языка, и принадлежит он к той литературе, которую создавали — независимо от паспортных данных — Анна Ахматова, Марина Цветаева, Осип Мандельштам, Борис Пастернак. Автор этих строк — еврей «по крови» но ни язык, ни культура, ни образ мыслей не отделяет его от России Пушкина и Толстого, Блока и Мандельштама. Мы, воспитанные на передовых идеях века, не унизимся до зоологического расизма, пятнавшего сознание, увы, многих наших соотечественников, — даже одаренных, как В.В. Розанов. «Еврей силится отмыть какую-то мировую нечистоту с себя, какой-то допотопный пот… Услуги еврейские как гвозди в руки мои. Ласковость еврейская как пламя обжигает меня. Ибо, пользуясь этими услугами, погибнет народ мой… Сила евреев — в их липкости. Пальцы их — с клеем… Вся литература (теперь) „захватана“ евреями. Им мало кошелька: они пришли „по душу русскую“». («Опавшие листья», 1 и 2 коробы, 1912–1915). Шестьдесят лет назад написаны Розановым эти слова ненависти и травли.