Возвращение Любимова из эмиграции было праздничным. <…> Он восстановил запрещенные спектакли, поставил несколько новых, в том числе „Самоубийцу“ Николая Эрдмана. Настоящего „любимовского“ успеха не было. Может быть, потому, что не было Стены. Режиссеру не с кем было бороться — он возвратился в другую страну и не сразу понял это» (
С. 117
С. 117
В «Огоньке»-90 (с. 44) далее идут слова:
«А время стало умней, как раз сейчас. И некоторые оживают и возбужденно смотрят в будущее. А тут как раз и жизнь прошла».
«12 апреля <1988>
Умер Яша Рохлин.
В субботу, 9-го, мы с ним смотрели в Доме кино „Комиссара“, на 4-часовом сеансе. Он вернулся домой, почувствовал себя плохо, остановилось сердце…
Яша Рохлин… Еврей-фронтовик, скромный и мужественный, чеховский интеллигент, никогда никаких жалоб, никогда, ничего не просил — его просили; ни с кем не советовался о своих делах — с ним советовались; своих дел у него как бы и не было. Умница, эрудит, аналитик, так и не написавший ни одной книги; стихотворец, не издавший сборника стихов; человек, раздававший свои идеи другим, и, кажется не мучимый комплексами по этому поводу. А м. б., очень гордый и самолюбивый. А м. б., обленившийся на этой своей редакторской работе, в этом своем кабинетике, где он сидел и читал книжки. Иногда мы выпивали. В застолье он был прекрасен, выпить любил… В ополчение пошел добровольцем. Был ранен в руку. С тех пор рука и дрожала. А я не знал от чего… Прощай, Яша!..» (