Харрис провел переговоры с Паниным, но в августе 1779 года через восемнадцать месяцев после прибытия в Санкт-Петербург, посол сделал вывод, что положение Панина при дворе стало таким шатким, что на него нельзя было возлагать особых надежд. По прибытии Харрис с недоверием относился к Потемкину, но впоследствии сосредоточил свое внимание на князе, которого описывал как человека, обладавшего сочетанием «ума, веселости, образованности и чувства юмора, которые ему не доводилось встречать прежде». В июле 1789 года Потемкин устроил неофициальную встречу между Харрисом и императрицей после вечера за карточной игрой. Вот как Харрис описывал этот разговор:

«Она жаждала нам помочь, но отказывалась из боязни подвергнуть свою империю новым бедам и, возможно, закончить свое правление в состоянии войны <…> Она очень высокого мнения о нашем патриотизме и силе духа и не сомневается, что мы должны победить французов и испанцев. Затем Ее Императорское Величество стала обсуждать войну с Америкой и посетовала на то, что мы не смогли остановить ее в самом начале, а также намекнула на возможное восстановление мира, если мы откажемся от борьбы с нашими колониями. Я спросил ее, если бы колонии принадлежали ей и иностранные силы предложили бы ей установить мир на таких условиях, приняла бы она его. «Я бы скорее лишилась головы, чем допустила бы это», – ответила она с большой страстью».

«Она жаждала нам помочь, но отказывалась из боязни подвергнуть свою империю новым бедам и, возможно, закончить свое правление в состоянии войны <…> Она очень высокого мнения о нашем патриотизме и силе духа и не сомневается, что мы должны победить французов и испанцев. Затем Ее Императорское Величество стала обсуждать войну с Америкой и посетовала на то, что мы не смогли остановить ее в самом начале, а также намекнула на возможное восстановление мира, если мы откажемся от борьбы с нашими колониями. Я спросил ее, если бы колонии принадлежали ей и иностранные силы предложили бы ей установить мир на таких условиях, приняла бы она его. «Я бы скорее лишилась головы, чем допустила бы это», – ответила она с большой страстью».

Харрис понимал, что Екатерину мучили противоречия: она восхищалась Англией, но не испытывала сожаления из-за возможности увидеть, как британское правительство ввяжется в новую войну с Францией. Сильная Англия не входила в интересы Российской империи; императрица боялась, что Англия может изменить свою политику и воспротивиться расширению российского влияния в Черноморском регионе. Харрис не стал сообщать об этом в Лондон, но понимал, что если Екатерина и вступит в новую войну, то не с Францией. Это будет новая война с Турцией.