У меня скопилась целая коллекция писем из Минздрава с просьбами в кратчайшие сроки дать заключение по предложениям неимоверно расплодившихся изобретателей универсальных средств от рака, очередных эликсиров молодости и верных методов обретения бессмертия. Если бы чиновники Минздрава хоть немного смыслили в медицине или биологии, то не загружали бы специалистов этим бредом, поскольку уже при беглом взгляде на эти писания становится ясно, что самое подходящее для них место – в корзине для мусора. В этой же папке лежит письмо на моё имя, подписанное вышеупомянутым руководителем минздравовской науки, с просьбой – ни много ни мало – «представить программу по развитию геронтологии и гериатрии в Российской Федерации». И это при том, что подготовленная Геронтологическим обществом программа, визированная им же за пару лет до этого, ушла в аппарат Председателя Правительства и Администрацию Президента и лежит без движения. Забыли о ней, что ли?

Когда меня в 1987 году избрали руководителем лаборатории, в ней по штатному расписанию числились 27 человек. Примерно столько же сотрудников насчитывали лаборатории химических канцерогенных агентов, биофизики, эндокринологии, фармакологии и токсикологии, патоморфологии, биохимии. Работа кипела до глубокого вечера. Обычным делом было возвращаться из Песочного на электричке в 22.20. Все эти годы Минздрав последовательно проводил политику сокращения численности научных сотрудников в экспериментальном секторе. В 2000 году в Институте были созданы отделы. В отдел патоморфологии входили лаборатории патологической анатомии с прозектурой и цитологии, в отделе биологии опухолевого роста были лаборатория молекулярной онкологии с группой цитогенетики и лаборатории онкоэндокринологии и онкоиммунологии. Отдел фармакологии и токсикологии состоял из лаборатории онкофармакологии, генетической токсикологии, предклинических испытаний и органического синтеза. Наконец, в отдел канцерогенеза и онкогеронтологии входили лаборатория канцерогенеза и старения, онкоэкологии, химических канцерогенных агентов и виварий. За десять последующих лет Институт лишился лабораторий онкоиммунологии, органического синтеза, генетической токсикологии, химических канцерогенных агентов. К середине 2013 года в экспериментальном секторе осталось три отдела, включавшие шесть лабораторий. В моем отделе теперь только лаборатория канцерогенеза и старения, в которую влились уцелевшие сотрудники лабораторий онкоэкологии, канцерогенных агентов и онкоиммунологии, а также лаборатория химиопрофилактики рака и онкофармакологии. Разрушены целые научные школы и прекращены исследования по многим успешно развивающимся научным направлениям. Всего в моей родной лаборатории сейчас около двадцати пяти человек, из них одиннадцать научных сотрудников. Работают и живут за рубежом мои сотрудники и ученики: в Великобритании – Н. Жуковская и А. Локтионов, в США – И. Алимова, Д. Батурин, А. Михеев и С. Мусатов, в Канаде – М. Сигнаевский, в Швейцарии – М. Соловьев, в Швеции – Б. Лобов, в Италии – Л. Алиякпарова, ушли из науки Е. Муратов, Г. Осипова, Т. Пискунова, Н. Заварзина, Г. Веснушкин, О. Жукова, В. Войтенков.