— Он — сын ваших хозяев.
— Да, — призналась девушка.
— Он сын врача, — сказал я, думая, как мне вывернуться, если я ошибся.
Но выражение ее лица говорило, что я прав. Я продолжал:
— Как сложатся ваши отношения с ним, будет зависеть от многих обстоятельств. Видеться вы будете по-прежнему часто, но родители его против того, чтобы он ухаживал за вами. У них другие планы насчет сына. А настоять на своем у него не хватает характера. Он — домосед и больше всего интересуется своими книгами.
Она слушала, не отрываясь, на лице ее я читал, что догадки мои справедливы.
— Вы найдете себе работу в Мельбурне. Службу в Босуэлле скоро бросите. Вы и сейчас ведь подумываете уехать.
В Мельбурне вы встретите юношу, который вас полюбит. Вы с ним поженитесь. У него темные волосы, ростом он выше вас. Лицо у него того типа, который вам нравится. У вас будут дети. Свою первую дочку вы назовете любимым вашим женским именем.
Я стал излагать подробности ее будущей жизни, исходя из того, что я знал о вопросах, с которыми сталкиваются все люди, и о трудностях, которые приходится преодолевать всем. Я рассказывал ей о будущих друзьях, о новых встречах, о счастье, которое ее ждет. Говорил о болезнях, конечно, излечимых, и о людях, которых ей следует остерегаться. Я говорил о мужестве, которое она проявит в горе, о ее внимании к другим людям.
Цыган просунул голову в палатку.
— Вы закончили, профессор? — спросил он. — Здесь собралась целая очередь.
Девушка поднялась.
— Не могу понять, откуда вы знаете все это обо мне, — сказала она. — По-моему, вы прямо чудо. Откуда вы узнали, что я поссорилась с матерью?
Я поклонился:
— Я прочитал это на вашей ладони.
Работа хироманта показалась мне очень утомительной, и я был рад, когда наконец наступил вечер. Я прочел сорок с лишним судеб — мужских, женских, детских, — и Цыган был в восторге.
— Давай ездить с нами, — предложил он. — Доходы будем делить пополам.
— Нет. Это не по мне, — ответил я. — Хорошенького понемножку.
Но на самом деле вышло все наоборот. Через несколько недель я вернулся в Мельбурн и вплотную занялся гаданием. Свой заработок я передавал безработным, больницам и в фонд помощи Испании.
Благотворительные комитеты, в пользу которых я выступал, брали на себя заботы о помещении и рекламе. Я стал известен как «Шабака, великий египетский прорицатель»; появлялся в тюрбане, с лицом, намазанным темной краской, и постепенно до такой тонкости овладел своей новой профессией, что предсказания мои производили впечатление даже на друзей.