Я еще не такой подлец, чтобы думать о морали. Миллион лет прошло, пока душа моя выпущена была на белый свет, и вдруг бы я ей сказал: «Ты, душенька, не забывайся и гуляй „по морали“». Нет я ей скажу: гуляй, душенька, гуляй, славненькая, гуляй, добренькая, гуляй, как сама знаешь. А к вечеру пойдешь к Богу. Ибо жизнь моя есть день мой… (вагон)[1115].

Я еще не такой подлец, чтобы думать о морали. Миллион лет прошло, пока душа моя выпущена была на белый свет, и вдруг бы я ей сказал: «Ты, душенька, не забывайся и гуляй „по морали“».

Нет я ей скажу: гуляй, душенька, гуляй, славненькая, гуляй, добренькая, гуляй, как сама знаешь. А к вечеру пойдешь к Богу.

Ибо жизнь моя есть день мой…

Прихватив четвертинку, Веничка Ерофеев отправляется в путь:

Есть стакан и есть бутерброд, чтобы не стошнило. И есть душа, пока еще чуть приоткрытая для впечатлений бытия. Раздели со мной трапезу, Господи! (132).

Есть стакан и есть бутерброд, чтобы не стошнило. И есть душа, пока еще чуть приоткрытая для впечатлений бытия. Раздели со мной трапезу, Господи! (132).

И в этом призыве слышится библейское: «Приклони ухо Твое к молению моему» (Пс. 86: 3).

Заключение

Так кончается период «созерцательного похмелья». Знак трагической двойственности повис над жизнью Венички Ерофеева:

Ведь в человеке не одна только физическая сторона; в нем и духовная сторона есть, и есть – больше того – есть сторона мистическая, сверхдуховная сторона (126).

Ведь в человеке не одна только физическая сторона; в нем и духовная сторона есть, и есть – больше того – есть сторона мистическая, сверхдуховная сторона (126).

Физическое существование разорвано между Москвой и Петушками.

Духовная жизнь – между несоответствием районного центра Петушки городу вечной весны, земному Эдему, к которому стремится Веничка.

Мистическая, сверхдуховная – в осознанном уравнении двух неравных величин: Бога и алкоголя.