* * *

В 1912 году я взялась вырезать ряд гравюр для путеводителя по Петербургу, составленного профессором В.Я. Курбатовым[525]. Гравюры должны были печататься с досок вместе с текстом. Книжка предполагалась небольшого размера, и потому гравюры мне приходилось делать очень маленькими, не шире текста. Это была трудная задача, но я с большим удовольствием принялась за ее разрешение. Я любила свой родной город. Я его люблю! Мне приходилось много времени проводить на улицах и набережных города. Не уставала любоваться нашим торжественным, часто мрачным, но всегда пленительным Петербургом, городом, который через несколько лет принял имя Владимира Ильича Ленина — гениального вождя пролетариата.

Если просмотреть эти гравюры, то станет ясно, что меня больше всего привлекали места, связанные с водой. Нева, набережные, каналы, мосты. Мне очень нравилось сочетание воды, неба и построек. Небо и здания отражались в воде, двоились, переливались. И по воде плыли облака.

Конечно, я брала места, наиболее характерные для Петербурга. Часто он напоминал каналами и их набережными прекрасную Венецию. А наша красавица Нева не походила ни на одну реку европейских столиц. Шпрее в Берлине, Сена в Париже, Тибр в Риме никак не могли спорить с Невой, с ее шириной, полноводьем и быстротой.

Очень я любила, когда дул западный, морской ветер. Он приносил запах моря, свежесть и ясное чувство простора.

В те годы мы жили на Александровском проспекте^{60} Петроградской стороны, между Тучковым и Биржевым мостами. Какие прекрасные места были так близко от меня! Кругом столько воды! Недалеко стрелка Васильевского острова с Биржей и Ростральными колоннами. Я любила Биржу. Она часто меняла свою наружность. В дождливые дни темнела, колонны ее, казалось, становились стройнее. В снежные дни, покрытые инеем, казались толще, полнее. А если от нее обернуться назад, то вместо пышного и торжественного ансамбля видна была крепость с бастионами — место страданий и мук.

Много раз во время вечерних прогулок я и Сергей Васильевич стояли на Биржевом мосту и смотрели с тяжелым чувством на крепость. Глухой, мрачной, темной массой она рисовалась на вечернем небе, и только один огонек сторожевого фонаря светился с левой ее стороны.

А вокруг крепости, куда ни посмотришь, везде огни и жизнь. Вдали, направо — Троицкий мост и на нем ряд огней. Они отражались в воде, струясь и мерцая. Налево от крепости — улицы города, народ, экипажи, огни. И среди этого движения и жизни темный и мрачный силуэт крепости.

Мы, бывало, подолгу стояли, опираясь на перила моста, и говорили о заключенных, томящихся и погибающих невинно в ее казематах. Сильное чувство негодования и ненависти подымалось в душе против угнетателей. И какая ирония! Крепостные часы, так называемые «куранты», высоко на башне отмечали боем каждый час. Они играли: «Коль славен Господь в Сионе…»