По выделению арестованных из остальной массы мятежников были сформированы Особые безоружные маршевые роты, из коих 2 составлены из особо беспокойных элементов, выделены и отправлены одна и другая; остальные роты оставлены в лагере Ля Куртин для выяснения виновности и степени их ответственности распоряжением Представителя Временного Правительства и Военного комиссара в сформированную Особую следственную комиссию».

Отчет был подписан Занкевичем и направлен в Петроград.

В этом документе более всего поражает не только лаконичная и спокойная точность изложения событий, его язык, вроде бы, деловой, но все равно изящный, а то, что скупо и четко излагая хронологию событий, Николай Степанович при этом успевает их проанализировать, выразить свое отношение. Например, примечательно подчеркивание факта, что Рапп — эмигрант.

Между Гумилёвым и его начальником были прекрасные служебные отношения. Но, видимо, роль эмигранта Раппа в усмирении бунтующих русских солдат представлялась Гумилёву не очень завидной.

Конечно, Николай Степанович писал не от себя — это было как бы коллективное мнение начальства. Но поскольку его автограф при перепечатке претерпел весьма незначительные правки, в этом документе можно услышать авторский голос, с его помощью можно понять отношение Гумилёва — человека слова и долга — ко всей этой вакханалии, да и к революции в целом.

Унтер-офицер Глоба, один из зачинщиков и руководителей мятежа в Ла Куртин, после ареста

24 декабря премьер-министр Жорж Клемансо подписал положение о русских войсках во Франции, согласно которому командование ими переходило к французам, никакие комитеты не допускались. Фактически русский экспедиционный корпус расформировывался.

Думаю, французам хватило мятежа в Ла Куртин, слишком резонансного и опасного, как прецедент. Поэтому они не хотели больше рисковать.

Согласно этому Положению, служба прапорщика Николая Гумилёва при комиссаре Временного Правительства Евгении Раппе была закончена.

Удивительно, что во Франции к тому времени еще совершенно не разобрались в ситуации в России и не знали, что нет больше ни Временного правительства, ни России в том виде, которую они ее знали до войны.