В начале 1990-х он очень интенсивно работал над романом «Генерал и его армия», мечтая, что это произведение станет главной вехой его возвращения в Россию. Он рассчитывал на получение квартиры в Москве и возможности жить на два дома, как его друзья В.П. Аксенов и В.Н. Войнович. Уже упоминалось, что опубликованный в 1994 году в «Знамени» журнальный вариант был выдвинут в 1995-м на Букеровскую премию и Владимов приглашен в Москву. Юз Алешковский предоставил в распоряжение Георгия Николаевича и Наташи свою квартиру на время их пребывания в столице. До последнего момента Владимов не был уверен в присуждении ему премии. Церемония состоялась 4 декабря 1995 года – он был объявлен лауреатом.
Получение Букеровской премии воспринималось как обратный перелет через время и пространство. Это была победа его литературного творчества над вынужденной эмиграцией, над одиночеством и изоляцией в чужой стране.
К профессиональной радости добавлялось возбуждение от важнейшего события в личной жизни: после двух десятилетий разлуки Владимов ожидал первой встречи со своей дочерью Мариной, близость с которой осветила теплом и любовью последние годы его жизни. В Москве они выпили на брудершафт – вся переписка до тех пор была очень формальной, на «вы».
Вскоре по приезде в Москву Наташа заболела и слегла с высокой температурой. Когда они вернулись в Германию, выяснилось, что у нее воспаление легких, которое она очень тяжело перенесла. В Нидернхаузене обеспокоенные врачи предлагали немедленное обследование, но Наташа категорически отказывалась. Как вскоре выяснилось, ее состояние было безнадежным, неоперабельный рак, от которого нет лечения. В течение двух лет она боролась с болезнью диетами, лекарствами и страстным детским желанием жить ради «своего Жорика».
Наталия Евгеньевна Кузнецова умерла 2 февраля 1997-го. Отбирая для похорон ее любимые вещи, Георгий Николаевич обнаружил, что в доме не было ни одной целой пары чулок. Красавица и кокетливая модница, Наташа аккуратненько зашивала их. Денег последние годы, особенно до Букера, было очень мало, и она потихоньку от мужа экономила, на чем и как могла. Это поразило и тронуло его до слез. Жизнь в Нидернхаузене в одиночестве без ее заботы, любви и преданности казалась совершенно непредставимой.