Однако я не могу ограничиться лишь официальным отношением к Вашему письму, и не только потому, что я прочел в нем упрек по адресу Эквадорского комитета, но и потому, что считаю необходимым Вас, как старого товарища, ознакомить с истинным положением вещей, ибо только правильное освещение всей истории и деятельности Эквадорского комитета <нрзб> Вам, как могли Самуил Осипович [Житловский] и Бони[936] очутиться в том отчаянном положении, в котором они находятся, и чья тут была вина, насколько такая вина была с чьей-нибудь стороны. Мой рассказ явится также базой для ответа на Ваш основной вопрос: есть ли у Эквадорского комитета какие-нибудь виды и надежды добыть необходимые ему средства для дальнейшей его деятельности и мог бы он гарантировать заём, если бы в Америке нашлись якобы готовые ему ссудить указанную нами сумму. Прошу Вас поэтому, дорогой друг, очень внимательно прочесть нижеследующие строки.

Около трех лет тому назад Самуил Осипович предложил мне вступить в Эквадорский комитет, который ставил себе целью получение от Эквадорского правительства концессии на обширную территорию, годную для устройства на ней большого числа еврейских эмигрантов. Предлагая мне войти в Эквадорский комитет, Самуил Осипович меня уверял, что Эквадорское правительство через парижское Генеральное консульство и своих послов в Европе дало уже Эквадорскому комитету определенные обещания отвести ему обширную площадь земли на очень выгодных условиях. Оставалось только поехать в Квито[937] и там заключить с правительством надлежащий договор. Договорившись вполне с Самуилом Осиповичем, я вошел в комитет. Одновременно со мною в Эквадорский комитет вступил киевский присяжный поверенный Арон Израилевич Лурье[938] и Мирон Наумович Крейнин[939]. Наше вступление должно было означать, что комитет, до нас имевший весьма странную физиономию, преобразовывается в еврейскую общественную организацию. Странно было в этом комитете и то, что его председателем был избран крещеный еврей, немецкий беженец, Фрей, и что, кроме Самуила Осиповича и г. Мабо, остальные члены комитета, два брата Бони и Раш, были нам совершенно неизвестные люди.

Итак, на очереди стоял вопрос о посылке делегации в Эквадор. Но денег у комитета не было не только на посылку делегации, но даже на текущие расходы. Самуил Осипович вел переговоры с транспортными предприятиями в надежде получить у них аванс в 100 тысяч франков в счет будущих благ, но из этого ничего не вышло. Пытались мы получить субсидию от эмигдиректа[940] (через Крейнина), но и тут потерпели неудачу. Так прошло около трех месяцев. За отсутствием денег дело стояло на мертвой точке. Еврейская общественность относилась к Эквадорскому комитету с ледяным равнодушием. «Что, дескать, это за комитет? Кто они, эти Фреи, Бони и т. д.?» Комитету оставалось самоликвидироваться. Но в один прекрасный день старший Бони сообщил нам с великой радостью, что ему удалось получить от одного очень богатого немецкого беженца, некоего Штенберга, 100 тысяч франков на поездку делегации в Эквадор. Таким образом денежный вопрос казался разрешенным. Перед комитетом открывались широкие перспективы. Оптимизм Самуила Осиповича был безграничен. Он не раз выражал уверенность, что, как только Эквадорский комитет заключит договор с Эквадорским правительством, капиталисты наперебой будут нам предлагать свои миллионы. Намечена была делегация из трех человек: Бориса Бони, человека очень даровитого и хорошо владеющего французским и испанским языками, Самуила Осиповича и атташе эквадорского генерального консульства в Париже, Кордовца, который якобы имел большие связи в эквадорских правительственных кругах и должен был помочь комитету получить концессию на самых лучших условиях. Шли приготовления к отъезду; секретарь Бони о чем-то хлопотал, что-то подготавливал. Но комитет не созывался. Шли недели, а делегация не покидала Парижа. Ни я, ни Лурье, ни Крейнин не понимали, почему делегация откладывает свой отъезд. Самуил Осипович ходил почему-то страшно удрученный. Однажды Самуил Осипович явился ко мне весьма расстроенным и сообщил мне потрясающую весть: 100 тысяч франков, на которые они рассчитывали, ухнули. Я, конечно, ожидал услышать от Самуила Осиповича, что поездка делегации отменяется, но каково же было мое удивление, когда Самуил Осипович заявил мне: «Мы, я и Бони, все-таки поедем. Деньги на поездку я взял взаймы у своего друга Гурвича». «Когда-нибудь, – сказал мне Самуил Осипович, – я вам расскажу подробно, что я пережил за это время и что стало со 100 тысячами франков». Сколько денег он взял у Гурвича и на каких условиях, он мне не сообщил. Таким образом, комитет был поставлен перед свершившимся фактом. Мы узнали, что билеты уже взяты и что Самуил Осипович и Бони уезжают в Эквадор через 2 дня после того, как я узнал от Самуила Осиповича, что 100 тысяч франков ушли из их рук.