Выход из тупика произошел под давлением внешних обстоятельств: Япония атаковала базу флота США в Пёрл-Харборе, а Германия объявила войну Соединенным Штатам. «Мы теперь в одной лодке», – сказал Рузвельт Черчиллю в телефонном разговоре 7 декабря, а на следующий день добавил по телеграфу – «это судно не должно и не может быть потоплено». Черчилль счел произошедшие перемены достаточно серьезным основанием, чтобы лично направиться в Вашингтон для определения формата дальнейшего взаимодействия. Поездка далась Черчиллю нелегко. В один из вечеров после заседаний ему стало плохо. Сопровождавший его личный врач Чарльз Моран констатировал сердечный приступ. По-хорошему премьер-министру требовался отдых продолжительностью не менее шести недель. Но отдыхать ему было некогда. На следующий день он уже сидел за столом переговоров, обсуждая насущные вопросы военной стратегии как ни в чем не бывало. В те дни ковалось будущее англо-американского союза и его участие требовалось как никогда{346}.

Конференция (кодовое название «Аркадия») продемонстрировала, что США не готовы к изменившимся обстоятельствам. «Они не имеют ни малейшего представления о том, что значит война», – сокрушался Дилл после первых совещаний Объединенного комитета начальников штабов США и Великобритании{347}. Также совместные заседания показали, что союзников объединяет общая цель, но не средства ее достижения. В то время как британцы были едины в своей позиции, считая, что главный театр военных действий находится в Северной Африке и на Среднем Востоке, американцы придерживались разных взглядов. Одни смотрели в сторону высадки в Северной Франции, другие – на Дальний Восток. Воспользовавшись неопытностью союзников в понимании суровых реалий современной войны, Черчилль смог убедить президента и его помощников, что главный враг, против которого необходимо направить все силы, Германия, а точкой приложения общих усилий должно стать Средиземноморье. Для Черчилля это была важная дипломатическая победа. Его визит вообще прошел успешно. Он также посетил Канаду, где во время выступления в местном парламенте с аллюзией на предостережение Вейгана, что немцы свернут Британии шею, как цыпленку, произнес знаменитую фразу: «Тот еще цыпленок! Та еще шея!» После выступления фотограф Юсуф Карш хотел запечатлеть на память образ сражающегося премьера. Попыхивающий большой сигарой Черчилль, довольный тем, как его приняли канадские парламентарии, пребывал в благодушном настроении, противоречащем замыслу фотографа. Подойдя к Черчиллю, Карш выдернул сигару из его рта. Подобной наглости британский политик не ожидал, тут же приняв стойку и бросив на фотографа бульдожий взгляд. Удачный кадр был пойман, став самым знаменитым изображением британского политика. Когда наш герой успокоился, фотограф сделал еще несколько снимков гостя с Макензи Кингом, а также портрет улыбающегося Черчилля. После кратковременного отдыха во Флориде, где Черчилль плавал в Тихом океане и едва не избежал свидания с акулой (кто-то сказал, что это была голубая акула, на что он заметил: «Быть съеденным голубой акулой так же неприятно, как и любой другой»), британский премьер вернулся в Англию. Обратный путь он преодолел на самолете, совершив первый в своей жизни трансатлантический перелет, чудом не попав под огонь немецких зенитных орудий в районе Бреста.