Градоначальник Петр Лидов — адвокат, некогда защищавший Надежду Львову — поддержал идею. Вместо упраздненного Московского комитета по делам печати как цензурного органа появился Комиссариат по регистрации произведений печати в Москве (с января 1918 года — московское отделение Книжной палаты). 27 марта по предложению заведующего Книжной палатой Семена Венгерова Брюсов стал председателем комиссариата и заведующим регистрацией неповременных изданий. Комиссарами стали Владимир Каллаш (заведующий регистрацией повременных изданий), Григорий Рачинский (заведующий делопроизводством и канцелярией), Алексей Толстой (заведующий инспектированием заведений печатного дела). Технический персонал состоял из бывших сотрудников комитета по делам печати, профессионалов своего дела. Через полтора месяца Комиссариат подал первый — по мнению специалистов, образцово составленный — отчет о работе. К службе Брюсов относился не просто добросовестно, высиживая на заседаниях и подписывая многочисленные бумаги с просьбой «отпустить дополнительно под отчет (столько-то) рублей», но и инициативно, призывал распространить систему регистрации печатных изданий, включая листовки, афиши и повестки, на всю страну^{5}.

«Мы переживаем эпоху оживленнейшей деятельности во всех областях: государственной, общественной, научной, — писал Валерий Яковлевич 18 июля брату Александру, томившемуся в немецком плену. — […] Перспективы будущего — самые блестящие, самые радостные. Ты попадешь в Россию в полный разгар жизни»^{6}. Однако Эренбургу во время первой встречи Брюсов прочитал стихотворение «Жалоба Фессея». «Мы поспорили, — вспоминал Илья Григорьевич. — Если сформулировать эту часть беседы, то она будет выглядеть достаточно неожиданно для августа 1917 года:

1. Правда ли, что Тезей испытывал угрызения совести, оставив Ариадну на безлюдном острове?

2. Как правильнее писать — „Тезей“ или „Фессей“? (Валерий Яковлевич настаивал на последней транскрипции).

3. Нужно ли современному поэту писать о Тезее? (Я говорил, что не нужно)»^{7}.

Думаю, для Брюсова речь шла не только о вечном, но и о личном. Образ брошенной Ариадны может быть связан с Петровской, как и в стихотворениях «Ариадна» (12 февраля 1918 года) и «Ариадне» (8 июля 1923 года). Героиня последнего находится в Германии, где тогда жила Петровская (Брюсов знал это). Оно же перекликается с пятой записью цикла «Сны» (1 июля 1911 года), где имеется в виду Петровская^{8}. Заключительные строки: «Ты, с кем ник я, там, на Висле, / К лику лик с Земной Войной», — формально могут быть отнесены к Вульфарт, но Брюсов давно потерял ее из виду, в то время как забыть Петровскую не мог. В любом случае стихотворение относится не к мифологической героине, а к личным переживаниям автора — как и другие в том же разделе «Наедине с собой» сборника «Меа».