В защиту Брюсова выступил лефовец Асеев, хотя его статья «Советская поэзия за шесть лет», написанная в феврале 1924 года, увидела свет лишь много десятилетий спустя: «За последнее время установилась мода скопом набрасываться на „классичность“ форм Брюсова, упрекать во всех поэтических грехах вплоть до контрреволюционности. […] Когда это академическое, в конце концов, предположение подхватывается борзыми перьями, в свое время выщипанными тем же Брюсовым из общего хвоста критики, — становится противно. Противно, так как это начинает походить на травлю матерого зверя, случайно оставшегося одиноким. На травлю скопом, гуртом, без какого-либо риска А что Брюсов остался одинок и почему он остался одинок — над этим стоит призадуматься»^{32}. Асеев писал об идейных, социальных причинах его одиночества. Но были и сугубо литературные.

4

«Миг» завершался поэмой «Дом видений», которая редко включалась в посмертные «изборники» (ее нет ни в одном из четырех изданий Брюсова в «Библиотеке поэта») и никем не изучалась. Однако это не только одна из вершин брюсовской поэзии, но и автобиографический документ.

Душа моя — Элизиум теней. Ф. Тютчев

Душа моя — Элизиум теней.

Продуманность видна во всем, начиная с эпиграфа. Тютчев кажется здесь наиболее естественным, а выбранный стих задает тему поэмы: подведение итогов жизни. Центральный образ — башня — может быть прочитан в нескольких контекстах. Известно, какое значение он имеет для многих эзотерических традиций. Следом на ум приходит Вавилонская Башня. В качестве возможного варианта просматривается «башня из слоновой кости», обитателем которой пытались представить Брюсова пролеткультовские и лефовские критики. Наконец, это «Башня» Вячеслава Иванова. Кажется, разгадка близка.

«Дом видений» отмечен необычным — даже для Брюсова — обилием реминисценций. «Вечеровое пламя» — воспоминание о «Вечеровых песнях» из «Венка» и «Всех напевов»; в противном случае появилось бы обычное «вечерний». В письме к редактору Виктору Миролюбову 9 марта 1904 года Брюсов писал: «Предлагаю Вам три Вечеровых песни (мне хотелось бы, чтобы они не были Вечерние: это не совсем одно и то же)». В комментарии публикатор А. Б. Муратов отметил: «В подавляющем числе стихотворений, вошедших в цикл, присутствуют образы вечера, ночи, заката. Однако для автора гораздо существеннее не эта общность, а то, что все песни, как подчеркнуто самим заглавием, — песни вчерашнего дня, песни прошлого»^{33}. Старославянское «вечор» означает «вчера». «Прежние мечты» — «Последние мечты», которым теперь место лишь в саду памяти. Юлиан Апостат — исторический герой, символ воскресающего язычества в борьбе с христианством (важная для автора тема), и в то же время воспоминание о романе Мережковского «Отступник», который произвел сильное впечатление на молодого Брюсова и оказал влияние на его историософские взгляды.