– Ноги моей больше не будет в Голландии! – в запальчивости воскликнул он тогда и всерьез решил было выполнить это обещание. Потеряв шахматную корону, он отправился в Австрию. «Панхаз» – отель в Земмеринге – пожертвовал десять тысяч гульденов, лишь бы увидеть у себя повторную встречу чемпионов. Заметались сторонники Эйве! «Как, наш Макс будет играть не у себя дома!» Экономные и расчетливые голландские дельцы мигом нашли нужные средства. «Четырнадцать тысяч гульденов», – перекрыли они нужную сумму расходов и срочно подписали контракт с Алехиным. Что было делать? Ничего не оставалось, как согласиться играть на родине Эйве, иначе можно было вообще потерять всякую возможность играть реванш. Десяти тысяч ведь недостаточно на весь матч.

«И вот наступает решающая минута, – подумал Алехин. – Через три дня начинаем. Что принесет мне новое сражение? Если объективно расценивать силу, я должен победить, но мало ли что бывает в шахматах! Только бы не сорваться, а для этого самое главное – сохранять железное спокойствие. Не обращать внимания ни на что! Пусть будет несправедливость, пусть обида – не терять головы! Опять меня будут ненавидеть голландцы, но ведь это понятно. Спокойствие! Пожалуй, хорошо, что не поехала Грейс; сказала – приеду позже. В последнее время она стала лучше. Может быть, потому, что я бросил пить?»

Поезд приближался к Амстердаму. Сельские пейзажи постепенно сменялись индустриальными, на шоссе, то и дело пересекавшем полотно железной дороги, с каждой минутой увеличивалось количество автомашин. Монашка заволновалась и стала собирать свой незатейливый багаж. Вот поезд замедлил ход и плавно вполз под навес в узкий промежуток между двумя асфальтированными платформами.

Еще из окна Алехин увидел встречавших его голландцев: они точно рассчитали и ждали гостя как раз на том месте, где должен был остановиться восьмой вагон. Впереди группы стоял высокий Эйве, он мало изменился с прошлого матча, пожалуй, звание чемпиона чуть-чуть добавило ему важности. Такой же высокий, как Эйве, но немного сгорбившийся стоял Цитерштейн; среди других, незнакомых ему людей Алехин увидел маленького, юркого Ван-Гартена и медлительного Пикета.

В ожидании Алехина голландцы расположились у самой двери вагона. Мимо них, тихо шурша юбками, прошли монашки, которых оказалось немало и в других купе. Наконец появился улыбавшийся гость.

– Хун даг! Хун даг! – приветствовали Алехина голландцы и бросились пожимать руку приезжему. Фотографы и кинооператоры спешили поймать кадры, которых с нетерпением ждали читатели.