Когда все мне сказали, что она, очевидно, душевнобольная (у нее не б[ыло] другой болезни, кроме хронической опухоли яичников) и если я еще буду искать с нею сблизиться и, б[ыть] может, найду ее, – может кончиться жизнь очень худо, хуже, чем разлука, – я стал просить перевода в другой город, и меня перевели в Елец. Здесь я как бы проснулся: удивительно важны перемены места и людей: проснувшись, я забыл даже, что женат, что пережил 5 лет мучительной драмы; я проснулся и вздохнул от прошлого, как от перенесенного тифа или скарлатины.
Ранее того, перейдя служить из Брянска в Елец, Розанов звал к себе жену жить, надеясь, что на новом месте, среди новых людей и обстановки, жизнь пойдет ровнее, но в грубых и жестоких словах она отказала ему в этом: «Тысяча мужей находятся в вашем положении (т. е. оставлены женами) и не воют – люди не собаки», – ответила она. Ее отец, к которому также Розанов обращался с просьбою повлиять на дочь и побудить ее вернуться к мужу, отвечал: «Враг рода человеческого поселился у меня теперь в доме, и мне самому в нем жить нельзя». Старика-отца, за 70 лет, она постоянно подозревала, что он женится, и в этом смысле оговаривала его перед знакомыми своими и его.
Много времени спустя писал я и ее отцу, почтенному старику (теперь умер)[255]; он отвечал мне кратко: «Сатана и враг рода человеческого поселился ко мне в дом: на шестом десятке лет не имею покоя и обвиняюсь в позорнейших намерениях, которые мне приписываются; но да будет воля Божия. Любящий Вас Суслов». И он, как я, скорее, боялся ее. Была же она женщина не очень проницательного ума, но гордого, безудержного, фанатического и на который слово убеждения действовало, как вода на керосин; единственный способ был – никогда и ни в чем ей не возражать; так и отец поступал, во всем с ею теряясь, и я думаю, эта уступчивость развила в ней презрение как ко мне, так и к отцу (ее). Но в характере этом была какая-то гениальность (именно темперамента), что и заставляло меня, напр., несмотря на все мучение, слепо и робко ее любить. Но я был до того несчастен, что часто желал умереть, «только бы она жила и не хворала». А она была постоянно здорова, сильна и неутомима.