А она, действительно, имела в себе что-то фуриозное – даже до комизма. Медее свойственно возиться с ядами. Она и тут не отступила от греческого прообраза. «Потом она (Медея № 2: «Тучкова-Огарева», перешедшая к Герцену. – С. Д.) просила меня достать ей яду через моего доктора. Я, как особа без предрассудков, гуманная и образованная (Медее ли стесняться в высокой оценке самое себя! – С. Д.), обещала ей, но я не знала, как было приступить к моему доктору с такой просьбой…»

С добытчицей ли яда было жить бедному Василию Васильевичу, человеку семейному и тихому, с рыжей бороденкой и папироской во рту?

…Р. S. Долинин называет Розанова человеком, «во многом конгениальным» Достоевскому и «почти гениальным человеком». А вот что приходит в голову: в 60–70-х годах атмосфера русской культуры была еще такова, что человек с темой Достоевского, с пафосом Достоевского, с гением Достоевского еще мог выразить себя, благо он был художник (хуже б ему было, если бы он был чистый мыслитель); но в 90–900-х гг. атмосфера русской культуры была уже такова, что человек, Достоевскому «конгениальный» и «почти гениальный», уже едва мог не выразить, а выкрикнуть свою тему, свое «Я само» («я-то бездарен, да тема моя гениальна»)… Ныне же человек с темой и воплями Достоевского или «конгениального ему» человека с неугасимой папироской был бы немой: с землей во рту. И сама тема – с землей во рту.

Дурылин С. Н. В. В. Розанов / Публ. В. А. Десятникова // Начала. 1992. № 3. С. 45–51[278].

И уж всего за несколько лет до смерти, в 1916 году, переменившая, – быть может, под влиянием своей сестры, Надежды Прокофьевны, и людей, ее окружавших, – убеждения своей молодости, настроенная во время империалистической воины крайне патриотически, – тогда в статьях Розанова Суслова могла бы найти достаточно яркий и талантливый отклик своим взглядам, – но пишет она своему племяннику, молодому писателю Е. П. Иванову: «Стану я читать такого фальшивого, чиновного и продажного человека!..»[279]

Долинин А. С. Достоевский и Суслова. С. 43.

Дорогой Женя! Последнее твое письмо от 10 мая я получил 13-го утром. Я поражен, что мои три или четыре письма, кроме первого, тобою полученного, очевидно, не доставлены по назначению, и их надо искать или в почтамте или у дворников на прежней квартире Аполлинарии Прокофьевны[280]. Как тебе не пришло в голову самому справиться на почте, в особенности ввиду перемены адреса А. П. …

13 мая 1915 г.

На конверте: В Севастополь,

Георгиевская, 18