– Мы не ищем войны, – ни гнев, ни упреки Наполеона не поколебали хладнокровия Меттерниха, – а желаем только прекратить положение дел, сделавшееся нетерпимым в Европе и угрожающее совершенным разрушением…

– Чего же вы хотите? – прервал Наполеон.

– Мы хотим мира, обеспеченного мира. Мы уже не можем оставаться в стороне. Необходимо, чтобы мы стали за вас либо против вас!

Затем Меттерних перечислил то, что Австрия хотела получить в итоге этой войны.

– Как! – вскричал Наполеон. – Вы требуете не только Иллирию, но еще Польшу, и Любек, и Гамбург, и Бремен… И вы говорите о вашей умеренности, о вашем уважении к самостоятельности владений! Понимаю… Вы хотите получить всю Италию; Россия – Польшу; Пруссия – Саксонию; Англия – Голландию и Бельгию. Вы надеетесь одним росчерком пера отнять у меня то, что я приобрел столькими победами! И мне делают такие предложения, когда мои войска стоят у стен Берлина и Бреславля. Нет! Прежде вы будете принуждены набрать миллионы солдат, прольете лучшую кровь нескольких поколений и достигнете подошвы Монмартра! – На несколько секунд он замолчал, а потом вне себя вскрикнул: – Меттерних, сколько вам дала Англия за то, чтобы вы сделались врагом моим?

Но оскорбления на Меттерниха не подействовали, он продолжал свою линию: Австрия не питает несбыточных надежд, мечтает заключить мир в духе умеренности.

– И вы называете это умеренностью? – продолжал, успокоившись, Наполеон. – Ваши государи, предназначенные от колыбели к престолу, не могут понять моего положения. Они и после неудачи не утрачивают озаряющего их блеска; для меня же, напротив того, как для солдата, необходима слава. Я не могу, потеряв ее, возвратиться во Францию. Я обязан сохранить ненарушимо славу и величие народа, проливающего, по моему призыву, драгоценнейшую кровь свою.

– Этот народ нуждается в спокойствии. На пути сюда я видел некоторые из ваших полков. Ваши солдаты – настоящие дети.

Наполеон, услышав этот отзыв Меттерниха, снова вскипел от гнева:

– Господин Меттерних! Вы не солдат, вы никогда не жили в лагере и не научились ценить столь же мало чужую жизнь, сколько свою собственную. Что мне жизнь 200 тысяч человек!

– Позвольте, господин император, открыть двери и окна, и пусть вся Европа вас услышит.

– Я сделал большую ошибку, породнившись с вашим Государем. Вы хотите получить Иллирию, возьмите ее. Может быть, я сделаю вам другие уступки, но не мешайте мне.

Когда же Меттерних вновь заговорил о посредничестве, Наполеон вновь закричал:

– Так вы хотите заставить меня исполнить вашу волю! Ну! Будем воевать. До свидания, в Вене! (Там же. С. 108).