«Иезуиты – псы, охраняющие верховную власть, – писал граф де Местр министру просвещения графу Разумовскому. – Вы не хотите дать им волю грызть воров; тем хуже для вас. По крайней мере, не мешайте им лаять и будить вас… На что вам наука? Она творит людей беспокойных, самонадеянных порицателей правительств, поклонников всякой новизны, презрительно относящихся ко всякому авторитету и к народным догматам… Вы окажете, граф, величайшую услугу вашей родине, если внушите добрейшему русскому государю великую истину, именно: Его Величеству нужны только двоякого рода люди: храбрые и честные; остальное придет само собою. Наука, по самому существу своему, при всякой форме правления, годна не для всех, и даже не для всех принадлежащих к высшим сословиям. Например – военным отнюдь не следует быть учеными. Да и большинство, особенно в высших слоях общества, никогда не захочет прилежно заниматься науками. Поверьте, нет такого юноши в русском дворянстве, который бы не согласился бы охотнее сделать три похода и побывать в шести генеральных сражениях, чем вытвердить греческие спряжения…»
Генерал иезуитского ордена Бржовский писал министру иностранных исповеданий князю Голицыну, которому отчитывался за свою деятельность, и советовал не вмешиваться в дела монахов иезуитского ордена, вмешиваться можно только тогда, когда у них могут возникнуть какие-нибудь жалобы или просьбы.
Ю. Самарин причину такого послабления усматривает во влиянии французских эмигрантов на воспитание русских юношей высшего круга и в большом числе польских аристократов, занявших высшие должности в государственном управлении. «Русский язык сделался как бы чужим для многих из русских, православие упало на степень всякой иной веры, – писал М. Богданович. – Сам князь Голицын был послушным орудием иезуитов. По представлению графа Разумовского, полоцкая их коллегия, выйдя из зависимости виленскому учебному округу, была возведена в степень академии; ей подчинили все вообще иезуитские училища, и таким образом у нас образовался новый учебный округ, иезуитский, обнимающий собою всю Россию. Министр внутренних дел ходатайствовал о разрешении иезуитам обращать в латинство магометан и язычников. Новороссийский генерал-губернатор, герцог Ришелье, просил князя Голицына прислать к нему иезуитов для просвещения края; Сибирский генерал-губернатор Пестель желал иметь их для сношений с Китаем и для развития земледелия; граф Ростопчин звал их в Москву. Но вскоре оказалось, что деятельность иезуитов везде имела вредные последствия, и те самые люди, которые были их покровителями, сознались в своем заблуждении… В благодарность за все выгоды, которыми иезуиты пользовались в России, они портили нравы юношей в своих училищах и, дерзко нарушив данное правительству обещание, совращали в католическую веру многих православных, в числе коих жену графа Ростопчина и несовершеннолетнего племянника их покровителя князя Голицына. Император Александр, никогда не сочувствовавший иезуитам, повелел немедленно выслать их из Петербурга (Именные указы 20 декабря 1815 года: сенату, митрополиту римско-католических церквей Сестренцевичу, министру народного просвещения графу Разумовскому и управляющему министерством полиции генералу Вязмитинову). Эта строгая, но справедливая мера была исполнена, по свидетельству самого графа де Местра, со всевозможною снисходительностью: иезуиты, проживавшие в столицах, были снабжены теплою одеждою и отправлены в кибитках в резиденцию своих собратий – в Полоцк. Огорченный невзгодою иезуитского ордена, де Местр писал: «Мы поставлены как альпийские сосны, сдерживающие снежные лавины; если нас вырвут, в одно мгновение весь хворост будет занесен».