В древнерусской литературе бурный процесс преобразования агиографического жанра происходит в XVII в. Он связывается с попытками видоизменения этой традиции в поучительно-бытовую повесть («Житие Юлиании Лазаревской»). Так же как и в польской, и в украинской литературе, на Руси намечаются тенденции создания мемуаров-автобиографий светского характера (записки Шаховского, Хворостинина, Ордина-Нащокина). Еще продолжаются поздние попытки создания биографических «житий» известных современников, как деятелей религиозных (раскольничьи «Жития» боярыни Морозовой, Неронова и др.), так и светских («Житие» Ф. Μ. Ртищева). Но среди всей этой литературы наибольшее значение приобретают вызванные демократическим движением раскола полемические автобиографии, авторы которых стремились запечатлеть историю собственной жизни в качестве поучительного образца самоотверженной борьбы за «истинную веру». Это были знаменитое «Житие» протопопа Аввакума и «Житие» его друга монаха Епифания (70-е годы XVII в.). Оба этих «Жития» были написаны авторами на склоне их многотрудной жизни, полной борьбы и страданий, и писались они в северной «земляной тюрьме» Пустозерска. Оба «жития» дошли до нас в автографах, они были помещены авторами в одну рукописную книгу («Пустозерский сборник»), которую переплел и украсил Епифаний[281].

Все это, как мы видим, весьма напоминает (за исключением только контрастирующих условий творчества) историю создания и судьбу «Жития» Софрония Врачанского[282]. Древнерусские автобиографии XV— XVII вв. (Лазаря Муромского, Герасима Болдинского, Мартирия Зеленецкого, Елеазара Анзерского) были наиболее тесно связаны со средневековыми идейно-эстетическими традициями агиографического жанра, но в их поздних и лучших образцах — «Житиях» Епифания и в особенности Аввакума — обнаружилось сильно выраженное стремление к преодолению старых традиций, к их творческой переработке, подчиненной новым требованиям изображения личности и общественно-идеологической борьбы своего времени.

В южнославянских литературах несколько позже появляются собственные весьма интересные образцы автобиографического жанра, развивающегося в трудных условиях турецкого порабощения и господства греческой церкви. Первым автобиографом выступает сербско-болгарский писатель Партений Павлович (1757 г.), за ним следует крупный сербский просветитель Досифей Обрадович («Живот и приключения Димитриа Обрадовича, нареченнога у калугерству Досифеа», 1783 г.), видный болгарский писатель Софроний Врачанский («Житие и страдания грешнаго Софрония», 1804), наконец, создается сербская книга «Житие мене Герасима Зелича» (1817 г.), переступившая уже порог нового времени. Эти автобиографии также носят поучительно-повествовательный характер. Но они в значительно меньшей мере, чем древнерусские автобиографические «жития», зависят от литературных признаков агиографической традиции, потому что в них на первый план выдвигаются не антифеодально-религиозные настроения, а национально-освободительные и рационально-просветительные задачи.