Перед нами простирается Гоби. Я вспоминаю, как ужасно она выглядела из окна поезда.

В этом мире нет теней. Дорога покрыта желтой пылью, мы проходим мимо нескольких могильных холмов. Я показываю брату крысиную норку и говорю, что этих зверьков можно ловить в пластиковую бутылку.

Учитель Се напоследок все-таки рассказал мне о своем методе: нужно вырезать отверстие посередине бутылки, положить туда что-нибудь съедобное и отверстием кверху зарыть ее в землю. Если крыса попадется в бутылку, она уже не сможет выбраться обратно, можно заколоть ее ножом и поджарить. Рубен с отвращением отворачивается, я сделал точно так же, когда услышал эту историю впервые. В голове у меня звучит ехидный смех учителя Се.

Да, пока мы не собираемся есть крыс. У нас есть кукуруза в банке, а на земле после нас остаются капли арбузного сока. Вместо панка мы слушаем шлягеры. Под песню «Wann wird’s mal wieder richtig Sommer» дорога переходит в мост, ведущий на другую сторону автобана. Наверху, рядом с перилами мы находим тенистое место, идеально подходящее для того, чтобы сделать остановку и подкрепиться абрикосами. Мы плюем косточками на шоссе. Там есть ямка, и кто туда попадет, тот и выиграет. Я ни разу не попал.

– Болватепа, – смеется Рубен, и он совершенно прав: я и болван, и недотепа – два в одном.

Этим вечером мы ночуем в деревне, в которой всего полудюжины домов. Хозяин киоска размещает нас у себя на заднем дворе в маленькой комнатушке без окон, зато там есть кан, стиральная машина, вентилятор и шнурок, за который нужно потянуть, чтобы включить или выключить лампочку.

Ночью темно и жарко. Мы потеем, лежа на кане, вентилятор не дает прохлады, и в темноте виднеется единственное красное пятнышко, похожее на далекую звезду.

– Как ты думаешь, тебе еще долго нужно идти? – Глуховатый голос Рубена заполняет собой темноту. Я вдруг понимаю, что красная точка – всего лишь огонек стиральной машины.

– Два года, – отвечаю я, – или три.

На следующий день мы по дороге распеваем песни о нашем вчерашнем пути в сорок километров. Сегодня еще жарче, чем вчера, и в наших песнях поется о том, каково это – гадить, сидя в пустыне.

Огурец громыхает, но пока держится.

До оазиса Аньси мы добираемся уже в сумерках. Оазис одаривает нас свежим ветерком и запахом пшеницы и деревьев. Тут имеется ручей, а еще единственный комар, танцующий в свете карманного фонарика. Впрочем, довольно скоро появляется его коллега, потом третий комар, четвертый – вот их уже целое облако. Они налетают на нас, как сибирская пурга. Я бью себя по затылку и чувствую, как моя рука размазывает в кашу сразу несколько насекомых. Я кричу Рубену: