«Должно же оно [прарастение] существовать! Иначе как узнать, что то или иное формирование – растение, если все они не сформированы по одному образцу?»[1141]

Вероятно, именно эти идеи Гёте и изложил Шиллеру в ответ на его вопросы. В описании «счастливого события» об этом сказано лишь следующее: «Я быстро посвятил его в свои мысли о метаморфозе растений». При этом разгорелась столь оживленная дискуссия, что Гёте даже не заметил, как оказался в квартире Шиллера. Шиллер, напротив, не терял контроля над ситуацией и, очевидно, сознательно привел своего разгорячившегося собеседника к себе в гости. Теперь они могли поговорить с глазу на глаз. Возможно, Шарлотта предложила им прохладительные напитки – погода стояла жаркая, жаркой была и дискуссия. Гёте вошел в раж, схватил перо и бумагу и «несколькими характерными штрихами набросал для него символическое растение». Шиллер, однако, настаивал на разрешении исходного вопроса, а именно: в чем заключено внутреннее единство – в идее или в конкретном, эмпирически познаваемом объекте? С точки зрения Шиллера, ответ мог быть только один – единство заключено в идее, а в отношении гётевского представления о символическом растении он сказал: «Это не опыт, а идея». Так, пишет Гёте, «пункт, который нас разделял, <…> непреложно обозначился». И хотя в тот момент Гёте берет себя в руки, отшучиваясь фразой: «…мне-де очень приятно слышать, что у меня есть идеи, о которых я даже не подозревал и которые вижу собственными глазами», это различие в мировоззрении остается навсегда: «…ни один из нас не мог считать себя победителем, так как каждый был уверен, что его одолеть невозможно»[1142].

Почему эта встреча, во время которой, по сути, разгорелся страстный спор о непреодолимом различии, стала для Гёте прасценой дружбы? Возможно, именно поэтому – ведь противоположности притягиваются, и для достижения собственной полноты один полюс нуждается в другом. Так, по крайней мере, Гёте объяснил для себя свои отношения с Шиллером много лет спустя: «Но редко бывает так, чтобы люди были как две половины целого, не отталкивали друг друга, а соединялись воедино и друг друга дополняли»[1143]. Если у одного все стремится к идее, а у другого – к наглядности, то эти двое всегда смогут почерпнуть что-то друг у друга: идеальное сможет стать более чувственным, а наглядное – более духовным.

В этот чудесный летний вечер 1794 года скрытая до сих пор сила взаимного притяжения начала наконец действовать, в том числе и под влиянием других благоприятных обстоятельств, о которых не забывает упомянуть Гёте, – многолетней дружбы Гёте с женой Шиллера Шарлоттой, урожденной фон Ленгефельд, крестницей госпожи фон Штейн, общей заинтересованности в издании «Ор» и настойчивых увещеваний со стороны друзей, и прежде всего Вильгельма Гумбольдта, который не уставал расхваливать Шиллера в разговорах с Гёте.