Время от времени Гёте задавался вопросом, следует ли вообще завершать этот роман и не лучше было бы и дальше плести паутину его сюжета, оставляя финал открытым. Безусловно, хорошей концовкой могло бы стать поселение Вильгельма Мейстера с сыном и женой в собственном доме, но поскольку Вильгельм, к его же счастью, в конце концов отказывается от союза с холодной и деловитой Терезой, а Наталия остается для него по-прежнему недосягаемой, Гёте продолжает плести сюжетную нить – «почти бессознательно, точно лунатик». Вильгельм Мейстер, чьи годы учения, как мы только что узнали, подошли к концу, вновь собирается в дорогу, оставляя постоянное ради временного и незавершенного: «Решение удалиться, взять с собой ребенка и отвлечься мирскими делами прочно утвердилось в нем»[1188]. События принимают новый оборот. Теперь у Вильгельма появляется надежда связать свою судьбу с судьбой Наталии. До помолвки дело все же не доходит, и Вильгельма снова тянет через Альпы на юг. Впрочем, с тех пор как померкла память о Миньоне, утратил свое очарование и край лимонных рощ в цвету. Шиллер считает неудачным решение Гёте убрать из завершающей части романа эту вестницу юга и живое воплощение романтической тайны. Миньона умирает, а у Вильгельма нет других забот, кроме как вместе с врачом готовить ее тело к бальзамированию. Что это будет – мумия его тоски по умершей? Шиллера отталкивает эта непочтительная спешка: нужно учитывать сентиментальные потребности читателя и хотя бы немного погрустить. Гёте торопится угодить Шиллеру, и вот уже Вильгельм рыдает у Терезы на груди.

Шиллера это вполне устраивает, однако романтически настроенные критики остаются недовольны: они не готовы смириться с тем, что чудесное оказывается просто чудаковатым. В финале все иррациональное выметено со сцены, загадки разгаданы, а тайны раскрыты. История Миньоны и арфиста с их туманным прошлым (инцестом, суеверием и настоящим безумием) объясняется болезненной патологией. Для Новалиса финал романа – подтверждение того, что его автор и герои предают поэзию: «Эстетический атеизм – вот истинный дух этой книги»[1189]. Тема романа – не годы учения, а «паломничество к дворянскому титулу»[1190].

С этой точки зрения в фактической истории успеха Вильгельма Мейстера можно увидеть и историю ограничения и утраты – причем не только с позиции автора, но и с точки зрения героя, поскольку и сам Вильгельм, встретившись с Терезой, невольно ощущает и осознает, что он многое потерял: «Раньше, когда я жил без цели и плана, вел легкую, даже легкомысленную жизнь, дружба, любовь, увлечение и доверие шли мне навстречу с распростертыми объятьями, даже стремились ко мне; теперь же, когда пора принимать жизнь всерьез, фортуна, как видно, намерена отнестись ко мне по-иному»[1191]. В то же время в романе немало указаний на то, что история Вильгельма – это история успеха и подлинной самореализации, хотя бы потому, что проза ближе к здравому смыслу, чем поэзия. Как бы то ни было, все в целом погружено в своеобразный сумрак неоднозначности. У Гёте были свои причины не поддаваться на уговоры Шиллера и внести в заключительную часть бóльшую ясность: «Нет никакого сомнения в том, что внешние, то есть выраженные мною итоги гораздо более ограниченны, чем содержание романа»[1192]. По всей видимости, более широкое «содержание романа» – это поэтическая среда, где прозаическая карьера Вильгельма Мейстера видится читателю как «ограниченный» результат. В этом смысле дух и смысл этого произведения отнюдь не сводятся к паломничеству к дворянскому титулу.