Один из механизмов психологической устойчивости средневекового общества раскрыл великий русский историк и литературовед Михаил Бахтин, разработавший концепцию смеховой или карнавальной культуры. Возможность погрузиться в атмосферу счастья средневековому человеку давал карнавал — безудержный праздник, разрывавший череду серых будней. Через карнавальный смех шло освобождение: «Карнавальный смех, во-первых, всенароден (всенародность, как мы говорили уже, принадлежит к самой природе карнавала), смеются все, это — смех на миру; во-вторых, он универсален, он направлен на все и на всех (в том числе и на самих участников карнавала), весь мир представляется смешным, воспринимается и постигается в своем смеховом аспекте, в своей веселой относительности; в-третьих, наконец, этот смех амбивалентен: он веселый, ликующий и — одновременно — насмешливый, высмеивающий, он и отрицает и утверждает, и хоронит и возрождает. Таков карнавальный смех», — писал Михаил Бахтин[1023].

Из безудержного карнавального веселья, в котором «низ» и «верх» меняются местами, человек выходил обновленным. Заряжался позитивом, принимал реальность, смирялся с неизбежным и обретал силы жить дальше. Феномен карнавальной, смеховой культуры Бахтин раскрывает, анализируя, прежде всего, «Гаргантюа и Пантагрюэля» — самый, пожалуй, смешной роман позднего Средневековья. Роман повествует о похождениях двух великанов-обжор. Много места в нем уделяется грубоватому юмору, связанному с человеческим телом, едой, непристойностями и бранью. Между тем жизнь самого Рабле, автора романа, тоже может служить примером преодоления карнавальным смехом трудностей бытия. С детского возраста он жил в монастыре. В монастыре вырос, в монастыре учился. Монастырская братия с неодобрением относилась к его научным изысканиям. Сатирический роман молодого гуманиста был одновременно и вызовом церковному консерватизму, и прощанием с тяжелой юностью.

За счастьем человек бежит, а оно у его ног лежит

За счастьем человек бежит, а оно у его ног лежит

«Большинство людей счастливы настолько, насколько они решили быть счастливыми». Линкольн

«Большинство людей счастливы настолько, насколько они решили быть счастливыми».

Примечательно, что, как утверждают специалисты, смеховая культура русского народа традиционно отличалась от западноевропейской. Кстати, возможно, именно этим объясняется и наше сегодняшнее, заметно менее позитивное, чем у иностранцев, отношение к действительности.

На Руси также существовали (частично еще сохранившиеся в памяти народной традиционной культуры) обычаи, связанные со смехом и карнавалом, — Святки, Масленица, ночь на Ивана Купала, скоморошеские праздники и многие другие. Однако в православии, в отличие от католицизма, не было ничего похожего на официальное разрешение смеха. Русская карнавальная традиция воспринималась как серьезное нарушение церковной морали, и после праздничных бесчинств требовалось очищение. «Домострой» запрещал смеяться и играть с ребенком. Если католичество старалось укротить смех, приручить его, то православие резко его запрещало; отсюда родилась характерная черта русского народа: смеяться, когда нельзя. Православный идеал аскетичности и послушания отвергал то, что давал такой смех — свободу, господство материально-телесного. В некоторое противоречие с этим вступали такие национальные черты, как свободолюбие, безудержность, стремление к преодолению преград. Поэтому смеху на Руси с древних времен и до наших дней отводилось особое место, именно он разрешал это противоречие внутри русской души.