Аварийная лестница напоминает стеклянный цилиндр из дождя. Создается впечатление, что находишься внутри водопада. Рука об руку Наджья и Тал спускаются вниз по железным ступеням по направлению к горящей зеленым светом табличке «Выход».

Томас Лалл ставит на стол последнюю из трех фотографий. Лиза Дурнау замечает, что он поменял их местами. Теперь последовательность такая: Лиза, Лалл, Аж. Обычный карточный фокус.

— Я все больше склоняюсь к мысли, что время превращает вещи в свои противоположности, — говорит Лалл.

Лиза Дурнау смотрит на него поверх щербатого стола из меламина. Кораблик, следующий по маршруту Варанаси — Патна, предельно перегружен, все углы и закутки заняты женщинами, прячущими лица, громадными тюками и замызганными ребятишками, глазеющими по сторонам с открытыми от удивления ртами. Томас Лалл помешивает чай в пластиковой чашке.

— Помнишь в Оксфорде... как раз перед...

Он не договаривает и качает головой.

— Я все-таки не позволила расклеивать гребаные «кока-кольные» баннеры на «Альтерре».

Тем не менее Лиза ничего не рассказывает Томасу о тех страхах, которые возникли у нее относительно вверенного ей мира. Она ненадолго окунулась в «Альтерру» в консульском отделе, когда ожидала получения дипломатического статуса. Пепел; почерневшие, обгорелые камни; небо как после ядерного взрыва... Ничего живого... Мертвая планета... Мир столь же реальный, как и любой другой в философии Томаса Лалла. Но сейчас Лиза не способна думать о нем, ощущать его, горевать о его трагической судьбе. Она полностью сосредоточена на том, что лежит перед ней на столе. Однако где-то в глубинах ее сознания затаилось подозрение, что гибель «Альтерры» каким-то загадочным образом связана с людьми на фотографиях и их жизнью.

— Боже, Лиза Дурнау! Чертов почетный консул...

— Тебе больше нравился тот полицейский участок?

— Но ведь ты же отправилась для них в космос.

— Только потому, что они не смогли найти тебя.

— Я бы не полетел.

Она вспоминает, как нужно на него смотреть. Томас беспомощно поднимает руки.

— Хорошо, я мерзкий лжец. — Человек, сидящий на противоположном конце их стола, таращится на американца, склонного к такой самокритике. Лалл осторожно, даже с благоговением, касается каждой фотографии. — Я ничего не могу сказать по их поводу. Извини за то, что тебе пришлось проделать такой громадный путь, чтобы получить подобный ответ, однако ничем не могу помочь. Но, может быть, у тебя самой есть ответ? Ведь здесь есть и твоя фотография. Единственное, что я все-таки могу сказать наверняка: там, где было две тайны, теперь осталась одна.