- Извини, брат, что я прерываю эту торжественную речь, - произнес он, а пан Михал тут же начал переводить его слова на ухо Собескому. – Только не могу я больше глядеть на то, что эти звери сделали с моей столицей. Кровь у меня внутри вскипает, когда я вижу столь огромную безбожную дрянь, выросшую на теле моего города и черпающие соки из османской земли. Я незамедлительно объявляю штурм. Окажи мне, прошу тебя, честь и обними командование левым флангом. Я даю тебе полную свободу, веря в твой необычный полководческий талант. По гроб жизни буду благодарен тебе, если ты поддержишь нас в сражении с нечеловеческим зло. Ну а теперь – извини, я собираюсь вновь обрести свой город или же погибнуть, мстя за его разрушение.

Султан поклонился Собескому, что вызвало ропот недовольства среди османских сановников, и, не ожидая ответа короля, отошел к стоящим тут же рядом спахи, которые держали султанского коня. Собеский подкрутил ус, незначительно усмехнулся, а потом подмигнул пану Михалу.

- Ну вот все и устроено. Я получил то, что хотел, - сказал он. – Такого рода извинения меня полностью устраивают. Ну а теперь давайте задавим эту дрянь и возвратимся домой. К Сочельнику я желаю быть в Вилянуве. Трогай!

ª ª ª

Тадеуш Янецкий поерзал в седле и похлопал своего коня по шее. Молодой каштелянич, все так же исполняющий функции разъездного у ротмистра Михала Пиотровского, в соответствии с приказом ожидал возвращения своего рыцаря, присматривая за лошадьми. Ему трудно было выдержать в бездеятельности, тем более, что ожидание сражения длилось с рассвета, а уже ведь минул полдень. Очередные хоругви перемещались все ближе к городу, занимая удобные позиции для наступления. Пехота отправилась вперед, чтобы распознать и удалить возможные помехи, блокирующие дорогу всадникам. Вдали уже щелкали первые мушкетные выстрелы, поднялись дымы после того, как турецкие пушкари отдали первые залпы. Что-то там происходило, первые смельчаки сражались с одержимыми. Грохотали литавры, пели трубы, были слышны песни и боевые кличи, рвущиеся из тысяч ртов. А Тадеуш должен был торчать возле обозов, где располагалась панцирная хоругвь под командованием Михала Пиотровского. Сам ротмистр все еще сопровождал короля, так что никто не знал, когда он поведет свой отряд на поле боя.

Из-за повозок вышли два ровесника каштелянича, парни, которые сопровождали памятное посольство: Стефан Ставиньский и Енджей Супелек. Оба пытались записаться в гусарскую хоругвь, но оказались слишком молодыми и малосильными. Даже в панцирную кавалерию их не хотели принять, но они воспользовались влиянием собственных отцов, как и Тадеуш, чтобы попасть в рыцарское сопровождение, причем, в одной и той же хоругви. Их начальником был поручик Мерославский, уже в возрасте, чрезвычайно опытный рыцарь, который относился к пацанам очень сурово, ничего им не спуская без скидок на возраст.