Мычание из угла стало громче. Гиленсон вспомнил про Марию и смутился.

— Ждана, я должен тебе сказать... Извиниться...

Рэм перебил его.

— Он хочет сказать: та женщина в углу — твоя мать, если что.

Александр Моисеевич с гневом обернулся к Рэму.

— Что вы делаете! Разве так можно?

— А что тянуть-то? Или ты хотел сначала ее развязать и прическу поправить? — огрызнулся Рэм.

Ждана повернула голову в сторону связанной Марии. Ни один мускул не дрогнул на лице девушки.

— Я ее не знаю. Она чужая.

В отдалении загрохотали чьи-то шаги, и через минуту в пролом заглянул встревоженный Кир.

— Кош, подойди?

Рэм на мгновенье задумался, взвешивая все за и против, потом неспешным шагом приблизился к Киру.

— Объясни-ка мне, что за хуйня тут у вас творится? — приглушенным голосом спросил тот. — Нам всем пришел приказ от Uno уничтожить и объект, и тебя; а потом сигнал пропал. Я всем сказал, что это военные включили глушилку, и приказ на самом деле — провокация, потому что мне типа прислали совсем другие указания, но...

Рэм тронул Кира за плечо, прерывая его эмоциональный полушепот.

— Видишь девочку вон там? — так же вполголоса спросил он у Кира.

— Ну.

— Она и есть «устройство». И Uno потребовал, чтобы я убил ее. Если ты тоже считаешь, что она должна умереть, имей в виду: между ней и тобой встану я. Теперь все понятно?

Кир уставился на Рэма. Минуту они напряженно вглядывались друг другу в лицо, не говоря ни слова.

Рэм напрягся. Он чувствовал, как звенят нервы у его визави, как под неподвижной маской сражаются меж собой личные причины и доводы, известные одному только Киру.

Наконец, тот опустил голову.