Одежда валяется на мраморном полу, а они лежат на ней. Обессиленные и ошарашенные. Понимающие, что никогда не станут такими, как прежде.
Счастливые.
— Духи Лоа любят тебя, — тихо произносит Папа, не мигая глядя на сводчатый потолок собора. — Боятся, но любят.
— Я им чужая.
— Но они ничего не могут с собой поделать.
— Как ты.
— Да, как я…
Первородная любовь не знает имен, она просто берет свое.
Патриция тоже смотрит вверх, но видит не камни, а небо. Ночное московское небо, в котором сияет в восемь раз больше звезд. В котором на привычные созвездия накладываются другие, неизвестные, безымянные. Пэт смотрит в небо и знает, что руны сложили на ее руках ту самую, самую-самую-самую главную последовательность. Пэт видит устремленное за пределы неба Копье. Пэт знает, что сгорела на костре своей души и возродилась.
— Я не хотел возвращаться, — тихо говорит Джезе. — Хотел остаться в тебе навсегда.
— У нас есть Вечность, — эхом отзывается Пэт.
— Могла бы быть.
Он понял не все, но много. А точнее — самое главное. Он понял, что они больше не увидятся. Потому что пришла та самая, первородная любовь без имен и слов. Ведь имена и слова образуют путь, а дороги у них разные.
Дороги, выходящие за пределы их жизней. Дороги, с которых они не свернут. Но которые невозможно пройти без любви.
— А если мы все оставим? Пусть будем только мы.
— Мы потеряем больше, чем приобретем.
— Ты уверена?