– А разве Доггер-банка – что-то более естественное, чем Массачусетское море? – спросила Аса.
– Ледниковый период едва ли можно сравнить с творением человеческих рук, – не моргнув глазом ответила Сарам.
– Кто мы такие, чтобы согревать планету ради мечты и охлаждать ее из чувства ностальгии?
– Мистицизм не облегчит страдания беженцев, вынужденных терпеть лишения из-за ошибок наших предков.
– И я стараюсь предотвратить новые ошибки! – воскликнула Аса. Она сделала над собой усилие, чтобы успокоиться. – Если вода отступит, все, что вокруг нас, исчезнет. – Она выглянула в иллюминатор на ночных обитателей рифа, вернувшихся к своим люминесцентным занятиям. – Как и бурлящие жизнью колонии в Сингапуре, Гаване и Внутренней Монголии. Мы называем их «городами лачуг» и «обителями беженцев», но для их жителей это родной дом.
– Я
– Но вы уехали, – напомнила Аса. – Вы там больше не живете.
Я подумал о красивых кораллах за иллюминаторами плота, раскрашенных отравой. Подумал о беженцах по всему миру, «под землей и на плаву» – это выражение сохранилось по прошествии многих столетий и поколений. Я подумал об остывающей Земле, о Развитом мире, спешащем вернуть свои былые владения, о грядущих войнах и беспощадном кровопролитии, что неизбежно, когда колоду власти тасуют и сдают заново. Кто будет принимать решения? Кто заплатит цену?
Мы сидели втроем в опустившемся под воду жилище – беженцы, окруженные мелькающими огоньками, подобными летящим в эфире метеорам, – и не находили, что еще сказать.