— Не слышу! — ещё один удар — и мою руку от кисти до плеча прострелила боль.

— Понял… Я понял, — просипел Эрвин. В его горле что-то клокотало и хлюпало. — Не надо… Пожалуйста.

Скатившись на землю, я кое-как встал на колени, закрыл лицо ладонями и неожиданно для самого себя разрыдался. Из меня словно выкачали все силы и вытащили позвоночник.

— Что за пиздец?.. Что за?.. Господи, я не могу… Почему всё так?! — заорал я, как герой дешёвой мелодрамы, глядя в небо со сжатыми кулаками. — Почему?! — небо, разумеется, не ответило. — Не могу. Просто не могу… Надо что-то делать с этой хернёй. Прекращать всё это, иначе… Иначе я просто не выдержу. Что-то делать, да… — я попытался подняться, чтобы пнуть Эрвина ещё пару раз и плюнуть в его мерзкую рожу, но в груди неожиданно так защемило, будто на неё скинули огромный камень. Не получалось ни встать, ни вдохнуть, ни закричать: я мог только хрипеть и открывать-закрывать рот, как большая тупая рыбина. В панике я попробовал как следует стукнуть себя по рёбрам, но рука тоже не слушалась. Воздух всё так же не проходил, а боль лишь усиливалась.

Эрвин схватил меня за плечи и начал трясти, но я его уже не видел: перед глазами мельтешили мелкие чёрные пятна, из которых стремительно собиралась непроницаемая темнота.

— Ты чего?! Чего ты?! — перепуганный скаут принялся лупить меня по груди — причём с такой силой, что каждый удар впечатывал меня в землю, а ноги смешно подскакивали.

— Маки!.. Сука, не хватало ещё… Маки!

Бум!

Бум!

Сладкий целебный воздух хлынул в грудь. Я с хрипом втянул его в себя и тут же зашёлся в приступе кашля. В левом глазу заметно посветлело, а сердце тяжело заухало.

— Ты чего? — надо мной нависла перепуганная и измазанная в крови морда Эрвина. — Сердце?.. Сердце, да?

Освободившись от хватки напарника, я откатился в сторону, встал на четвереньки и какое-то время напряжённо и болезненно кашлял, сотрясая все свои несчастные внутренности. Затем, когда всё закончилось и дыхание кое-как восстановилось, я несколько раз постучал себя ладонью по затылку, пока не включился правый глаз.

— Всё нормально? — спросил Эрвин, когда я проморгался. Перед лицом замаячила протянутая рука, за которую я не стал браться из принципа и поднялся сам.

— Иди умойся, — бросил я, отплёвываясь. — И давай за руль.

* * *

Пару минут Эрвин провёл за машиной, обливаясь водой из бутылки, фыркая, отплёвываясь и сморкаясь, а потом очень аккуратно приоткрыл дверь, просочился внутрь и осторожно уселся на водительское место, косясь на меня с опаской, как на непредсказуемую собаку, которая может без причины наброситься и покусать.